Ростов под тенью свастики

Люди все растаскивали из магазинов, складов. Все равно немцам досталось бы. Как сейчас вижу: маленький мальчик катит по земле головку сыра — поднять не мог. Эти продукты доставались в основном самым расторопным, нахальным. А потом они ими на рынке торговали.

Е. КОМИССАРОВ. Для меня, как и для многих других, немцы оказались в Ростове неожиданно. Стоят бабы в очереди за хлебом. Из-за угла появляется группа фашистских автоматчиков. И на ломаном русском языке один из них спрашивает, где вокзал. Женщины, разинув рты, смотрят на немцев. Потом на небо: откуда, мол, они взялись? И тычут пальцами в сторону вокзала.

Когда немцы входили в город — не церемонились, стреляли и направо, и налево. В парикмахерской бреется мужчина. Пуля попадает ему в шею. Он оседает в кресле. Парикмахеры и клиенты врассыпную…

Через заборную щель наблюдаю, как немцы пробираются по нашей улице. В пятнистых плащах, с автоматами наперевес. Норовят через дворы просочиться на соседние улицы. Ткнулись в нашу калитку — заперто. Грохнули прикладом — не поддается. Побежали дальше.

Наутро по нашей 6-й улице (ныне Варфоломеевской), грохотала немецкая колонна: танки, мотоциклы, штабные машины. Немецкие танкисты — в черном, по пояс высовываются из люков. А мы таращились на них через заборы.

Неожиданно откуда — истребитель. И промчался вдоль этой колонны. Такой трам-та-ра-рам устроил! То ли он из своих пулеметов строчил, то ли по нему из всех видов оружия стреляли. Шуму наделал много. Похоже, в него не попали. Уж больно внезапно он появился и быстро промчался. А вот мы с заборов посыпались.

Ш. ЧАГАЕВ. В 1985 году я был в Веймаре и записал там, в приюте для стариков, рассказ обер-лейтенанта Курта Майзеля из 111-й пехотной дивизии вермахта:

«В ноябре 1941 года наша дивизия держала оборону на Самбековских высотах, недалеко от Таганрога. Я и мои солдаты впервые почувствовали русскую зиму, некоторые были обморожены. Вечером 19 ноября пришел приказ по нашему полку о том, что мой взвод и еще два саперных переходят в распоряжение 16-й танковой дивизии. Только 20 ноября я понял, что готовится наступление 1-й танковой армии фельдмаршала Эвальда фон Клейста на Ростов. Для меня и моих солдат, долгое время сидевших в блиндажах, было большой радостью снова идти в бой и овладеть новым населенным пунктом.

Мой взвод с четырьмя танками и бронетранспортерами, миновав какое-то селение со странным названием Шалтыр, вошел в Ростов. Мы взяли в плен десятка два русских солдат. Мы с завистью смотрели на их белые полушубки и валенки. Должен признаться, что некоторые мои солдаты попытались их раздеть, но я запретил это делать. Думаю, что это сделали другие, а пленных расстреляли… Когда мы ехали по улицам Ростова, население смотрело на нас с ненавистью. Помню, как мы проехали по широкой центральной улице, мимо парка с гранитным памятником Ленину, и через несколько километров остановились у здания, похожего на трактор. Кто-то из местных жителей сказал, что это театр. Мой взвод должен был заниматься охраной расположенных в районе театра войск, и я стал свидетелем массового расстрела заложников из числа мирных жителей. Взяв с собой группу солдат, на бронетранспортере я поехал в сторону реки Дон и случайно оказался у небольшого винзавода. Я никогда не видел, чтобы население так пило вино и тащило бутылки домой. Правда, мои солдаты тоже попробовали вина, им понравилось, и пару ящиков они прихватили. Среди тех, кто растаскивал имущество, партизан не было, но мы еще прошли по территории и очутились на мыловаренном заводе, там было очень много грязного мыла и стояли чаны с липкой жидкостью, которую женщины доставали ведрами и ели. Мы так и не поняли, что это такое».

В. КОТЛЯРОВА. Перед приходом немцев прошел слух, что надо прятать ценные вещи. А у нас из ценностей-то всего — свадебное колечко мамы с тремя розовыми камешками. Она его положила сверху на абажур. Люстра простенькая была со стеклянными сосульками. Как ни тяжело было, как мы ни голодали, мама колечко то сохранила. Хотя могла отнести на менку. А через двадцать лет, когда я уже замуж выходила, мне его подарила.

Е. СЕРОВ: Мы жили в самом центре. У нас была большая комната, окна как раз выходили на улицу Энгельса. Отец, офицер, командир батальона, служил на Дальнем Востоке. Перед самой войной, в июне, приехал на побывку домой. А потом о нашей судьбе он ничего не знал. Весь двор знал, что у нас отец офицер, и мы очень боялись, но никто не выдал.

Л. ГРИГОРЬЯН. Отец мой был инженером, со многими людьми он восстанавливал понтонный мост в Нахичевани. И потом вдруг исчез. Приходит человек и говорит: отца видели убитым, труп его там лежал. И мы были уверены в том, что он погиб. Потом выяснилось, что он отступил вместе со всеми. И после освобождения Ростова сразу же вернулся. Потом он попал в конце концов в Ереван. Был там даже заместителем министра по экономике или по капитальному строительству.