Рота особого назначения. Подводные диверсанты Сталина

Поезд начал поворачивать влево, и, выглянув в окно сквозь открытую дверь, Федоров обнаружил, что перед ними стоит всего два товарных вагона, а салон-вагон, в котором они с таким комфортом начали путешествие, исчез.

Куча-мала около двери начала шевелиться, пытаясь принять хоть какое-то приемлемое положение.

– Лейтенант, дверь закрой! – приказал Соколов Купцову, который сидел слева от Федорова.

– Слушаюсь! – вскинул голову Купцов, протягивая руку к двери.

Резко дернув за ручку, он закрыл дверь и на всякий случай повернул щеколду.

Капитан патруля, повозившись, принял вертикальное положение и, скривив рот на правую сторону и тяжело посмотрев на Федорова, пообещал:

– Я тебя лично, черномазый, буду расстреливать! Сначала прострелю тебе левое колено, потом правое и оставлю подыхать!

– Ты не стращай, капитан! Лучше расскажи, как попали в литерный поезд, – негромко попросил кап-два, делая указательным пальцем правой руки замысловатое движение.

Усияма сделал быстрое движение вперед и, отстегнув наручник от красноармейца, выдернул его из связки.

Купцов сноровисто заломил правую руку опустившему голову красноармейцу за спину и быстро привязал ее концом к шее. Еще полминуты, и вторая рука привязана точно таким же образом.

Красноармеец застонал и, откинув голову назад, задергал шеей, которая начала краснеть.

– Ослабь конец! Клиент задохнется! – предупредил Соколов, внимательно рассматривая документы.

Купцов сноровисто перевязал конец, и красноармеец первым делом глубоко вдохнул и потряс головой.

– На этом ты свете красноармеец, на этом, – пояснил Соколов, внимательно всматриваясь в усыпанное веснушками лицо пленника, который сидел на нижнем месте, сильно наклонившись вперед.

«Все правильно. Руки у парня связаны за спиной, и если он только откинется на сиденье, то конец натянется и передавит шею», – оценил положение красноармейца Федоров, переведя взгляд на капитана, по-прежнему сидящего на полу купе.

– Как вы, товарищ красноармеец, попали в наш поезд? – спросил кап-два, благожелательно улыбаясь.

– Зашли через нерабочий тамбур[14], – ответил красноармеец, сделав странное движение головой, стараясь этим движением подвинуть конец ниже.

– Молчать, боец! – рявкнул вполне очухавшийся капитан патруля, дергая правую руку, засунутую между ног.

– Майор! Организуй заглушки на глаза и уши бойцов! – приказал кап-два, кидая Усияме брусок красного пластилина.

Усияма, ни слова не говоря, отщипнул два небольших кусочка, скатал из них четыре шарика. Затем сноровисто сунул в уши прикованного к капитану красноармейца, одновременно передавая брусок Купцову. Минута, и у второго красноармейца в ушах появились заглушки.

– Вы не имеете права так обращаться с сотрудниками комендатуры! Мы при исполнении! – снова начал возмущаться капитан, но тон взял пониже. И на его лице появилось озабоченное выражение.

– Можем, капитан, можем! – усмехнулся Соколов, кидая Усияме два зимних тельника[15].

Двадцать секунд, и на головы красноармейцев натянуты тельники, в рот вставлен кляп. Красноармейцы перестали не только слышать, видеть окружающую обстановку, но и подавать звуковые сигналы.

– Повторяю еще раз вопрос, капитан: каким образом вы попали в литерный состав? – спросил кап-два, демонстрируя красное кожаное удостоверение, на котором золотом было написано «Смерш».

Открывать удостоверение Соколов не стал.

Федоров был не уверен, показал ли кап-два свое удостоверение или его, но, увидев, как в секунду вытянулось лицо капитана, моментально преисполнился гордости за свою причастность к контрразведке.

– К нам в комендатуру зашел подполковник Смерша и приказал двум патрулям проверить поезд, который должен остановиться на станции. Особенно тщательно надо было проверить вагон-салон, который находился в голове поезда, – ответил капитан, с испугом смотря на Соколова.

– Что еще приказал подполковник? – спросил Соколов, снимая со второй полки вещмешок.

Передав вещмешок Федорову, ткнул указательным пальцем себе в горло, показывая, что надо накрывать на стол.

Развязав горловину вещмешка, Федоров достал из него три кружки, две фляжки и, к своей радости, немецкую спиртовку, которую моментально водрузил на стол.

Налив в солдатский котелок воды из фляжки, Федоров зажег спиртовку, продолжая внимательно вслушиваться в разговор.

– Если у людей в вагон-салоне будет оружие, то применять свое на поражение. Сначала стрелять, а потом спрашивать! – снова повысил голос капитан, мотнув головой, сглотнул слюну, отчего капитанский остро выпирающий кадык дернулся вниз.

– Неужели ты, капитан, вот так просто мог бы стрелять в безоружных людей? – неожиданно спросил до сих пор молчавший Усияма.

– Вам и оружие не нужно! Вон вы как мою группу спеленали! Я даже не успел глазом моргнуть, как вот этот молодец ударил меня ногой в живот! – восхищенно заявил капитан, бросая взгляд на Федорова, который именно в то время засыпал чай в закипевшую воду котелка.