Ротмистр

Приказчики сбились с ног, пытаясь за любые деньги приобрести хоть какой-нибудь экипаж, временно восполняющий утрату. Вместо оговоренных восьми тысяч гульденов владелец каретного двора Густав Грюнвальд умудрился сторговать карету за одиннадцать с половиной. Хотя в действительности, конечно, она стоила гораздо дороже. Ревину оставалось терпеливо дожидаться, пока барон или, может статься, баронесса, не пожалуют вовнутрь, и надеяться, что они не почувствуют подвоха.

– Ну, хорошо, – снова заговорил пассажир, – и что дальше?

Некоторое время назад изнутри доносились удары такой силы, что Ревина подбрасывало на сидении, а карета опасно раскачивалась из стороны в сторону. Оставалось только гадать, что там выделывает барон, который и не барон вовсе, а непонятно что.

– Ты же не хуже меня понимаешь, что рано или поздно я все равно отсюда выберусь. Как здесь говорят, не мытьем так катанием.

Ревин не отвечал.

– Мы в патовой ситуации, Шеат. Вместо того, чтобы строить друг другу бесконечные козни, я предлагаю сделку. Уверен, мы сможем договориться.

– А я что-то не очень, – Ревин покрутил над спинами лошадей хлыстом.

– Я готов обменять свою свободу на конструкцию источника энергии для врат. Как тебе? Да-да, пока ты занимаешься подобной ерундой, – барон со значением постучал в железную стенку, – я кое-чего добился. Не знаю, как ты, но я намереваюсь открыть принимающую сторону здешних лет через пять. Масимум – десять.

– Намеревался.

– Что?

– Вы изволите неправильно строить фразы, барон. В вашем положении употреблять в отношении себя глаголы настоящего времени есть чрезмерный оптимизм.

– Не зли меня! – изнутри загрохотало так, что снаружи посыпались деревянные панели внешней облицовки. – Если ты жив до сих пор, то только потому, что я не видел достаточных оснований тратить на тебя время.

– Упущение…

– Что? – опять не понял пассажир.

– Что не видел…

Экипаж повернул в сторону промышленных предместий, туда где возвышались трубы фабричных печей, курящие дымы. Протрясся по брусчатке и вкатил во внутренний двор одной из бесчисленных плавилен, сокрытый высоким кирпичным забором.

Карету тотчас окружили люди в серых робах. Выпрягли лошадей, сняли с осей колеса, деловито водрузили короб на катки, попутно освободив его от объемных деталей, и целиком закантовали в одну из доменных печей, пришедшуюся по размерам в самую пору. Сноровка и слаженность, с которой рабочие проделали означенные операции, выдавали долгие тренировки.

С Ревиным поравнялся Ливнев, плохо скрывающий тревогу, немного успокоился, получив на свой вопросительный взгляд утвердительный кивок.

Карету обложили сперва вязанками хвороста, потом, поверх каменным углем, нанесенным в плетеных корзинах.

– Скажите, – поинтересовался Ливнев, – останется от него… м-м… что-то вещественное… какое-то подтверждение?

– Нет, – Ревин помотал головой. – Клетки червя неимоверно быстро репродуцируют, но в основе своей, как и наши, содержат воду. Он испарится без остатка.

– Жаль, – посетовал Ливнев. – Хотелось бы что-то заполучить… в кунсткамеру, так сказать…

– Матвей Нилыч, тут не до изысканий, уверяю.

– Да понятно!… – Ливнев досадливо махнул рукой.

Барон, до селе сидевший неслышно, вновь обнаружил себя. Почуяв присутствие большого количества людей, он принялся старательно симулировать вначале женский, а после и детский плач.

– Не смотрите на меня! – озлился Ливнев, не смотря на все подготовительные беседы, нет-нет, да и ощущающий на себе неуверенные взгляды рабочих. – Нет там ни бабы, ни младенца!

– Берегись! – Ревин увлек Ливнева в сторону, указал на щелочку в стальной шторе, закрывавшей окно, откуда высунулось револьверное дуло.

Но вместо выстрела грянул взрыв. Ствол револьвера развернуло словно распустившийся цветок, а в многослойных завитках шторы образовалась дыра размером с куриное яйцо. Из дыры этой тотчас полезло нечто такое, что при всех мыслимых допущениях не могло сойти за часть человеческого тела. Ревин схватил подвернувший под руку железный шкворень и отмахнул обрубок. Под ноги упал продолговатый кусок плоти, напоминающий отдаленно щупальце осьминога.

– Шомпол загнал в ствол, – пояснил Ревин, поддев отнятый кусок прутом. – Вот вам… На память…

В дыру спешно забили металлическую болванку.

– Поджигай! – велел Ревин, едва рабочие завершили приготовления.

Хворост запалили разом со всех сторон, поволокло дымом.

– Погоди-погоди, Шеат! Постой! – барон отчаянно затарабанил в стенку, почуяв, видно, что запахло жареным. Пока, так сказать, в смысле переносном, но в самой ближайшей перспективе и в прямом. – Давай не будем горячиться! Я обещаю помощь в самом широком спектре…

Ревин молчал.

– Я заявляю, что больше не предприму никаких действий враждебного характера… И готов на любых условиях… В конце концов, ты вправе потребовать даже моей смерти… Только, прошу… Не так… Не надо…

Пламя поднималось все выше. Занялись декоративные панели, мягкие сидения.