С бала прикатили под утро. Евгений предвкушал, как сейчас скинет чрезвычайно неудобный мундир, примет горячую ванну и завалится спать. Но мечтам его осуществиться было не суждено. В дверях его подхватил под локоть Ливнев, увлек за собой:
– Евгений Александрович, голубчик, прошу вас немедленно заглянуть ко мне, – добавил извиняющимся тоном: – Простите, что в столь неурочный час, но, боюсь, до утра я не дотерплю.
– Что-нибудь случилось?
– У меня к вам серьезный разговор.
Ревин не особенно удивился. Матвей Нилыч по натуре приходился совой, и сослуживцы привыкли к внезапным озарениям шефа среди ночи.
– Присаживайтесь! – Ливнев запер кабинет на ключ. Пояснил: – Чтобы нам не мешали… Выпьете что-нибудь?
– Благодарю, – отказался Ревин. – Мне уже достаточно на сегодня.
– А я с вашего позволения… – Ливнев потянулся за любимой рябиновкой. – Вы полагаете я взволнован? Черт побери, еще как!.. Я, знаете ли, такого беспокойства не испытывал со времен первого свидания!.. И, признаюсь, еле дотерпел!..
– Что стряслось-то господи?
– Взгляните! – Ливнев извлек папку, выложил на стол несколько листков, увеличительное стекло, пододвинул лампу. – Это некие образцы пальцевых отпечатков. Двое из них совпадают. Прошу, убедитесь сами!..
– Я не силен в дактилоскопии, – пробурчал Ревин, но за лупу взялся.
Ливнев в нетерпении мерил шагами кабинет.
– Насколько я могу судить, эти! – Ревин отложил в сторону два листка.
– Дайте-ка я… Да! Совершенно верно! Рад, что мои выводы подтвердили именно вы …
– Выводы о чем? – Ревин устало потер переносицу. – Матвей Нилыч, может быть довольно ваших загадок? Я, признаться, сейчас несколько туго соображаю…
– Скажите, Евгений Александрович, а как поживают ваши родители? – ни с того ни с сего поинтересовался Ливнев.
– Мои родители умерли… – нахмурился Ревин. – Какое это имеет отношение?..
– Понимаете ли, в чем штука, – Ливнев присел на краешек стола, – давеча на балу к вам подходил с поздравлениями один благообразный старичок. Вы, верно, его и не запомнили?
– Нет, – пожал плечами Ревин.
– Понимаю, – покивал Ливнев. – Понимаю… Столько народу… И всяк почитает своим долгом быть представленным… Но не могли же вы, в самом деле, не узнать… собственного отца?
– Простите?..
– Да и он как-то не поспешил признавать в вас сына… Удивительно, правда?..
– Это какая-то ошибка…
– Нет никакой ошибки! – отрезал Ливнев. – Есть запись в метрической книге села Титово Псковской губернии. Вы ведь оттуда родом? Вот-с, извольте убедиться, об урожденном Ревине Евгении и его родителях: Аксинье Аркадьевне, умершей три года назад, и Александре Евграфовиче, ныне здравствующем… А кстати, знаете, отчего скончалась Аксинья Аркадьевна? Не перенесла весть о гибели сына!..
Ревин молчал.
– А теперь мы подходим к самому главному, – понизил голос Ливнев, – к пальцевым отпечаткам. Первые – собственно, ваши. А вот другие принадлежат, вы не поверите… – Ливнев вскочил и сорвал полог с гипсовой статуи, слепка, снятого с камня в глухой тайге. – Ему!.. И знаете, я отчего-то уверен, что и ваш генеральский мундир придется ему в самую пору!..
Ревин по-прежнему молчал. Едва заметная улыбка тронула его губы.
– Вы не утруждаете себя оправданиями, что ж… – Ливнев приблизился, заглянул Ревину в глаза. – Вы знаете, как это важно для меня. Прошу вас, заклинаю, скажите!.. Кто вы такой?..
Ревин вздохнул, развел большие пальцы сцепленных рук в стороны.
– Тогда, может быть, пригласим Вортоша присесть? Полагаю, ему несколько неудобно в шкафу…
– Гм, – растерялся Ливнев. – Как вы… узнали?..
Ревин отмахнулся.
– Вортош, идите сюда! Хватит играть в прятки!..
Из шкафа действительно вылез Вортош, неловко пряча за спиной револьвер.
– Ну, вот, – разочарованно протянул Ревин. – Вы что же и стрелять бы в меня стали?
– Не знаю, – Вортош выглядел смущенным. – Зависит от того, что у вас на уме…
– Пули-то хоть зарядили серебряные?
– Через одну…
Ревин, с трудом сдерживавший улыбку, не выдержал и расхохотался.
– Простите нас, голубчик, простите! – примиряюще поднял руки Ливнев. – Мы вам не раз жизнью обязаны…
– Успокойтесь, господа. Я не стану причинять вам вред. Может, оно и к лучшему, что так вышло… – Ревин помолчал, о чем-то раздумывая. – Итак, вы хотите знать, кто я?.. Что ж, извольте…
* * *
Ничего не произошло. Просто молочная рябь купола сменилась колючими ветками, а в уши ударила лесная разноголосица и шум ветра в кронах. Он не падал с километровой высоты, не ломались под тяжестью океанской толщи ребра, легкие не разъедала кислота атмосферы, и вечное пристанище в виде каменного мешка внутри какой-нибудь скалы его миновало.