- Это ракия, ротмистр. Добрая болгарская ракия.
Ох жеж… надо отдышаться, а потом поинтересоваться у господина подполковника, нельзя ли мне из его запасов такую же фляжечку вкусную для особых случаев по снятию стрессов?
Поднимаем с Николовым Букреева, и вместе с ним выбираемся из кустов.
Пока ведём, помощник машиниста несколько сумбурно рассказывает о нападении. Они увидели красный сигнал семафора, и начали экстренное торможение. Сработали на рефлексах. И тут их обстреляли. Машиниста убило почти сразу. Сам Букреев получил удар в голову, и потерял созание. Видимо, он выпал из кабины паровоза, и нападавшие просто не обратили на него внимания, сочтя за покойника. А он уже потом, придя в себя, смог заползти в кусты, и там снова лишился сознания.
- Только ведь, господа хорошие, - лепечет Букреев, - никакого семафора тут отродясь не бывало. Никак дьявольское наваждение.
Переглядываемся с Николовым.
- Можете показать, любезный, где этот семафор наблюдался?
Букреев тычет рукой чуть подальше по насыпи. Семафора там, и правда, нет, но… Смутно знакомые ощущения демонической ауры, почти такой же, как та, что совсем недавно мы видели с Николовым во время схватки с рокуроккуби в борделе Сяо Вэй.
Николов тоже всматривается в следы ауры и соглашается с моими выводами.
- Видимо, рокуроккуби поднял на нужную высоту красный фонарь, а поездная бригада приняла его за останавливающий сигнал семафора.
- Это могла быть упокоенная нами Джу, Сергей Красенович?
Николов размышляет несколько мгновений, затем отрицательно мотает головой.
- Вряд ли. Демоны многое умеют, но раздваиваться не могут даже они. Нападение на состав произошло перед бойней в борделе. Где-то за пятнадцать-двадцать минут. При всех нечеловеческих качествах, Джу бы просто не успела добраться отсюда до заведения Сяо Вэй. Эта или этот рокуроккуби был вместе с нападавшими на состав.
По следам видно, что в том месте, где машинисты увидели красный семафор, стояло несколько человек.
- У китайцев есть что-то подобное рокуроккуби?
Николов ворошит свою память, отрицательно мотает головой.
- Нет. Это исключительно японский продукт.
- Неужели хунхузы потерпели бы в своих рядах постороннюю женщину-демона?
- Николай Михалыч, уверяю вас, рокуроккуби бывают не только женщинами но и мужчинами.
Передаём раненого помощника машиниста под попечение усатого унтера. А нас опять ждёт скверная местная дорога и трясущийся на каждом ухабе автомобиль.
До сгоревшего склада с боеприпасами, и зимним обмундированием добираемся где-то за полчаса. По пути ещё раз выпрашиваю у подполковника фляжку с чудодейственным напитком.
- А как же запреты вашего мира? – смеётся он.
Ракия вышибает из меня весь стресс – прав оказался Николов, опьянения не остаётся, так что процессу управления автомобилем выпитое у железной дороги никак не мешает.
От склада остались рожки да ножки – обломки бревен взрыв разметал во все стороны. Что не сделала взрывчатка, довершил огонь. Чёрные сплавленные груды, бывшие когда-то зимними шинелями, сапогами, портянками и прочим обмундированием дымятся до сих пор.
- Погибло имущества на стрелковую дивизию, - докладывает Николову немолодой полноватый подполковник Селивёрстов, начальник погибшего склада.
Слушаю внимательно, но сам в разговор не лезу. Пусть Николов работает. Он всё-таки профи, шерлок холмс в погонах.
- А боеприпасы? Каков ущерб?
- Примерно на неделю позиционных боёв.
- Значит, на два-три дня активной обороны или наступления.
Подполковник мрачно кивает, сморкается.
Не иначе как ответочка от японцев прилетела за наш рейд по их тылам…
- Кто-то выжил?
- Часовой. Рядовой Хмарин.
- Опросить его возможно?
- Возможно попробовать, хотя он после происшедшего малость.. – Селиверстов делает затейливый выверт ладонью.
Николов смотрит на меня, я пожимаю плечами. А что? Не мне такие вопросы решать.
Николов поворачивается к начальнику склада.
- Где мы можем с ним переговорить?
- Да хоть здесь, - разводит руками Селиверстов, и тут же обращается к одному из солдат.
- Лукичёв! Приведи Хмарина.
Лукичёв козыряет, исчезает и через пару минут возвращается, ведя под руку ошалелого молодого солдатика лет двадцати с совершенно седой шевелюрой.
Глаза у Хмарина совершенно шалые, несколько расфокусированные, а штаны в районе гульфика и ниже хранят на себе явственные следы сильного испуга, да и запашок от Хмарина соответствующий. Негоже, конечно, брезговать несчастным Хмариным, но дышать нам с Николовым приходится через носовые платки.
И опять я сожалению, что мой платок не надушен, уж больно ощутимое амбре.
- Вы бы хоть отмыли бедолагу, - морщится Николов в сторону Селиверстова.
Тот разводит руками с сожалением.
- Я распоряжусь, но придётся обождать.
- Ладно, потерпим. Не думаю, что разговор займёт очень уж много времени.
Николов поворачивается к Хмарину.
- Расскажи нам со штаб-ротмистром, что же тут приключилось?
Хмарин молчит, только косит глазом в сторону развалин склада. Зубы его начинают выстукивать барабанную дробь. Того и гляди завалится в обморок от накативших воспоминаний.
- Рядовой Хмарин! Смир-на! – неожиданно ору я ему прямо в ухо.