«Как бы мне хотелось быть гениальным художником… иметь врожденный дар, быть самоучкой и увидеть прекрасные рисунки, выходящие из-под моего карандаша. Да, мне бы этого хотелось, но это хорошо, что я не наделена этим даром, хорошо, что у меня есть только небольшие природные способности, потому что это не дает развиться моему стремлению к превосходству, которое так для меня свойственно. Я люблю показать свое превосходство, блестяще исполняя некоторые пьесы, показывая мои не очень глубокие знания иврита, решая задачи по геометрии. Это очень серьезный грех, так выставлять себя, я это понимаю, но трудно не ликовать, как бы мало я ни знала… Но, несмотря на все мои грехи, я испытываю искреннее уважение и любовь к религии и священному символу веры иудаизма. Может быть, Господь простит меня, но и в этом я не хочу превосходить кого бы то ни было. Я с удивлением узнала о внезапном религиозном рвении Клемми (кузины Анни, дочери Майера Карла Ротшильда). Разве это тот путь, которым я должна следовать, чтобы показать мое преклонение перед тем, кто сказал «Возлюби ближнего как себя самого»? О всемогущий Господь, услышь мою молитву, сделай мое сердце мягким и благосклонным для всех, кто меня окружает, тогда, может быть, я буду достойна стать одной из избранных сих, ибо сказал Ты нам через Пророка Моисея, что мы должны любить наших ближних…»
Эта маленькая энтузиастка стала взрослой и вместе со своей сестрой Констанс написала «Историю и литературу израэлитов», серьезное обширное исследование. В двадцать девять лет она вышла замуж за досточтимого Элиота Йоркского, члена парламента, сына лорда Хардвика и одного из виднейших представителей англиканской церкви. Подобный случай был в предыдущем поколении Ротшильдов, когда тетушка Анни, Ханна, сочеталась браком с высокопоставленным христианином, также принадлежащим англиканской церкви. Но если брак Ханны чрезвычайно огорчил евреев, то брак Анни вызвал скандал среди христиан. Впервые английский аристократ взял в жены еврейскую девушку, которая и после свадьбы не отказалась от своей веры и продолжала быть практикующей и преданной иудейкой. В отличие от того, как это происходит обычно, Ротшильды с каждым новым поколением становились все более рьяными последователями своей религии.
Но всех превзошел в своем рвении Лайонел, добившись, казалось бы, невозможного. Это был один из наиболее драматичных моментов его жизни.
Штурм парламента
В середине XIX века было ликвидировано большинство ограничений, наложенных на британских евреев. Осталось только одно: им было позволено подчиняться законам страны и осуществлять их на практике, но они не имели права участвовать в создании законов. Евреев не допускали в парламент. Авангард английского еврейства, включая, разумеется, Ротшильдов, активно протестовал против такого положения. Направлялись петиции, организовывались статьи, памфлеты в газетах, завоевывались симпатии ведущих журналистов и общественных деятелей, но все напрасно – парламент стоял неприступный как скала.
Тогда Семейство решило взять предрассудки за рога. Лайонел принял одно из своих важнейших решений – он решил сам баллотировался в парламент, что было для него достаточно трудно, учитывая его склонность к сидячему образу жизни. В августе 1847 года Лайонел де Ротшильд был выдвинут кандидатом от либеральной партии на выборах в палату общин от округа лондонский Сити. Сити – финансовый центр столицы Британии – всегда был оплотом свободной торговли, принципа, который всегда рьяно защищали Ротшильды – так же как и принцип свободы религии.
– Мои оппоненты утверждают, что я не смогу занять место (в палате), – заявил барон, – но это мое дело, а не их. Я уверен, что в качестве вашего представителя, представителя наиболее состоятельной, важной и разумной части человечества, я не буду отвергнут парламентом из-за каких-либо словесных недоразумений.
«Словесные недоразумения» очень скоро стали критичными. Лайонела избрали. Палата общин отступила перед свершившимся фактом. Она специальным актом допустила еврея в свои ряды. Но восстала палата лордов. Члены палаты, годами игнорировавшие заседания, ринулись в столицу из самых дальних уголков Англии, из Корнуолла и Уэльса. Виконты и графы поспешили в столицу, чтобы не допустить еврея в парламент. Лайонел присутствовал на заседании, его сопровождал брат Энтони. Он прослушал все гневные и злобные выступления и спокойно принял вынесенное решение – палата проголосовала против.
Лайонел штурмовал парламент не менее настойчиво и последовательно, чем в свое время его дед Майер – гессенский двор. Барон формально освободил свое место, чтобы принять участие в следующих выборах, – что он и сделал. На выборах 1849 года он вновь выставил свою кандидатуру.
– Я не сомневаюсь в вашей поддержке, – сказал он, – поскольку в моем лице отстаивается принцип, и я верю, что вы готовы участвовать в конституционной борьбе с той же настойчивостью и ответственностью, как вы это сделали ранее.