ДЖОН ЛАЙДОН:
Я знаю, что окружающие часто говорили о Глене как парне с сочинительским талантом и мелодичностью, говорили, что без него нам не удастся написать ни одного хита. Черт возьми, кого волнуют хитовые синглы? Это неуместно и, кроме того, лживо. При всей мелодичности Глена, он не так уж и много успел сделать до того, как ушел, не правда ли? Я не думаю, что люди в полной мере понимают, что в группе все должно быть гармонично и целостно.
СТИВ ДЖОНС:
Но когда ты в группе с кем-то таким, он тебя раздражает. У него было такое помпезное лицо, по которому хотелось съездить. Глен постоянно пытался показать мне свои сложные аккорды, что бесило меня еще больше. Мне не были интересны его аккорды а-ля The Beatles. Я не мог играть то, что он пытался показать мне. Если бы мы играли эти аккорды, мы бы звучали как Dr. Feelgood или еще какая-нибудь из подобных групп.
ДЖОН ЛАЙДОН:
Едва ли я помню текст, но он звучал так, будто на ковре кровь… Кровь на лестнице, и у дорогуши Мэнди кровь на волосах! Это была такая чушь, что Глен не мог с этим справиться: «Почему нужно, чтобы все было так негативно?» Поэтому мы стали играть каверы типа What you gonna do about it?
Я был в очень смешанных чувствах, когда услышал свой голос из динамика. Это был просто мрак. Я думал, что обречен. Мне пришлось по-настоящему работать, однако было приятно, что группа все же решила продолжать. До сих пор не понимаю, как они могли быть настолько отчаянными, что решили мириться со мной. Ведь это было все равно, что пытаться научить глухого общаться с немым.