Rotten. Вход воспрещен

Менингитом спинного мозга можно заразиться от воды, в которой плещутся крысы. Других вариантов, как именно я его подхватил, у меня нет. Это болезнь мозга – что многое объясняет – в больнице я находился год, с семи до восьми лет. Я почти умер от менингита, на той стадии, когда жидкость из спинного мозга поражает головной. Галлюцинации продолжались, и я не мог фокусироваться на объектах. Ужасные, ужасные головные боли. Жар, отеки. Невозможно есть. Меня все время рвало. Затем я просто впадал в глубокий сон, в коматозное состояние. Меня подсадили на пенициллин, и я год провел в больнице. В течение шести-семи месяцев я то впадал в кому, то выходил из нее, после чего были еще несколько месяцев реабилитации.

Моя мама навещала меня, однако не могла проводить со мной больше часа за визит. Один час для ребенка – это ничто. Госпиталь Святой Анны в Хайгэйте находился рядом с католической церковью, и меня бесили чертовы священники, которые постоянно приходили туда. Лежишь и думаешь о том, как бы исчезнуть куда-нибудь, чтоб их не видеть.

«Я болен, бога ради, уберите подальше этих вампиров!» Уже в таком раннем возрасте я не доверял этим религиозным маньякам.

Госпиталь вмещал сорок койко-мест. Он был старомодный. Такие госпитали можно увидеть в фильмах о Второй мировой войне. Кровати с металлическими рамами. На них лежали дети всех возрастов. Медсестры нарушали их покой, каждые шесть часов мне кололи пенициллин. Уколы были очень болезненными. Дети боялись игл, а медсестры, бог свидетель, делали все, чтобы смягчить этот страх.

Они выкачивали жидкость из моего позвоночника, что было невыносимо больно. Я навсегда запомню эту процедуру, потому что она искривила мне спину. У меня появился небольшой горб. Все те идиосинкразии, странности, по которым вы меня знаете в Pistols, происходили со мной из-за треклятой больницы. Пристальный взгляд у меня возник из-за того, что село зрение – последствие менингита. Мне приходится фокусироваться на предмете, чтобы различить его очертания, при этом я очень хорошо могу читать в темноте. Я не могу выносить яркость. Это все части «Лайдоновского взгляда». Если бы я мог нарисовать на себя карикатуру, то она была бы похожа на портрет Ричарда Третьего в исполнении Лоуренса Оливье. Это так смешно. В этом портрете я вижу некоторые свои черты. Это здорово. Он был невероятным ублюдком! Со своим горбом, шекспировский Ричард был злым, психопатическим уродом, сочетавшим эти свои особенности с феноменально жестоким чувством юмора.

Последнее, что я помню перед первым приступом болезни, – это как я ел свиную котлету перед тем, как отключиться. С тех пор я не ем свинину. Я от всей души рекомендую всем, кто болен менингитом: если вы хотите убрать что-либо из своей диеты, составьте список того, что есть нельзя. И я клянусь, если вы прекратите есть то, что вам нельзя, переболев, вы больше не вернетесь к этому.

Когда мои родители пришли за мной, чтобы забрать меня домой, я их не узнавал.

Мне было страшно. Я не мог вспомнить, где мой дом, пока не ступил на его порог. О, это был самый несчастный в мире ребенок. Обратно в трущобы.

Думаю, при таких условиях ты начнешь сатанеть и выдумывать разные болезни, только чтобы сбежать. Знаете, ведь там была такая нищета, что и придумывать ничего не нужно было, одно лишь нахождение там тебя уже заражало.

До сих пор сохранились несколько моих детских фотографий, но я не люблю на них смотреть. Я ненавидел себя маленького. Я не хотел иметь ничего общего с тем ребенком. Ты смотришь на свои детские фотографии и задаешь себе один и тот же вопрос: ну почему, почему ты тогда не был хотя бы капельку умнее? Конечно, ты и не мог. Меня угнетают воспоминания о моем детстве. Все пугало меня до чертиков. Я ничего не хотел делать и постоянно чувствовал себя больным. Я до сих пор страдаю головными болями, но только бог знает, менингит тому причина или что-либо еще. Сегодня я могу справляться с этими болями куда лучше. Но от восьмилетнего парня ждать таких умений не приходится, потому как он еще не может контролировать происходящее.

Когда ты пропускаешь целый год школы, это настоящий ад, и тебе постоянно очень стыдно. Дети по-настоящему парятся из-за своего возраста. Они делают все возможное, чтобы быть как взрослые, и приходится удваивать нагрузку, чтобы догнать их. После болезни я вернулся в группу того же возраста, в каком я был на момент болезни, но сильно отставал, так как не понимал, что они делали. Мне пришлось догонять программу самостоятельно. Учителя мне особо не помогали. Может быть, с тех пор что-то поменялось, я не в курсе. Но я знаю, что обучение в английских школах – полный бред.

Когда я вернулся из больницы, мне так и не удалось наладить контакт с другими детьми. С того момента я чувствовал себя изолированно. Когда я вернулся в школу спустя двенадцать месяцев после больницы, я никого не узнавал.