ДЖОН ЛАЙДОН:
Я не видел, как умирала моя мама. Я совершенно этого не ожидал, но я хотел бы оказаться в тот момент в больнице. Для нее я написал песню Death Disco. Эта мелодия крутилась у меня в голове, и я объединил ее с Лебединым озером. Получился своего рода реквием. Но я не люблю исполнять эту песню вживую, потому что она заставляет меня плакать.
ДЖОН КРИСТОФЕР ЛАЙДОН:
После того как умерла моя жена, мы с Джонни сблизились – он был со мной очень обходителен. Я никогда не показывал своим детям ни любви, ни привязанности. Я давал им возможность самим думать, решать, анализировать. Я никогда не восхвалял Джонни; сегодня он понимает, почему я это делал. Я горжусь своими сыновьями.
Но я не говорю об этом Джонни. Я не показываю ему, как именно я себя чувствую. Я давал сыновьям возможность все понять самим. Это как у Джонни Кэша – «Мальчик по имени Сью». Мне нужно было назвать Джонни «Сью». Я не вмешиваюсь в жизнь Джонни, потому что знаю, что он не совершит глупостей. Джон всегда думает, прежде чем что-то сделать.
Сначала у Джонни сложилось обо мне неверное представление: «Ты меня не любишь!»
Но в нашей семье все было именно так.
Я запросто мог отдубасить своих детей, когда они были маленькими. Моя жена никогда и пальцем их не трогала. Она была очень религиозной женщиной, настоящей католичкой. Она никогда не била и не оскорбляла своих детей.
Сегодня мы сблизились с Джоном. Раньше все было совсем не так, зато теперь постоянно «папа то, папа это». Пока моя жена была жива, было «мама то, мама это». И вдруг внезапно появился «папа».
Я никогда не заботился о Джонни так, как, например, заботятся о девочках. Я сам был не подарок, поэтому как я мог указывать кому-то, как жить? Нужно самому жить так, как проповедуешь. Я не из тех, кто воспитывал по принципу: «Делай так, как я сказал, а не так, как я сам делаю!» Я дал возможность своим сыновьям самим управлять своей жизнью. Я никогда особо их не баловал, потому что сам, можно сказать, рос вместе с ними. Я не намного старше Джонни, у нас всего лишь двадцать лет разницы. Я хотел, чтобы у меня была именно такая семья. У некоторых детей, когда они рождаются, папам уже под шестьдесят.
Что до девочек, то чтобы их удержать, тебе потребуется подогнать к двери бульдозер. Но с Джонни такого не было. Он был верен Норе, и даже сейчас не смотрит по сторонам. Он знает Нору уже восемнадцать лет. Джимми много лет назад, напротив, любил подцепить чью-нибудь девушку. Джонни же был вовсе не таким. Мне кажется, они с Норой очень счастливы. Они всегда казались гармоничной парой, подходили друг другу.
Приятно было видеть, как росли мои сыновья. Они ладили друг с другом. Джонни и Мартин очень близки. Четыре парня в семье – это вовсе не мало. С одной девочкой могло бы быть больше проблем, чем с четырьмя мальчиками. Парни могут постоять за себя, но как можно защитить девушку от возможных домогательств, насилия? Как сегодня девочка может пройтись в одиночку по улицам Лондона?
Наш район в Финсбери Парке был полностью населен ирландцами. Когда я впервые попал туда, я подумал: «Ого, я в Ирландии, что ли?» Вечерами субботы мы с детьми ходили в специальный общественный центр, где собиралось население этого округа. Пока дети играли, мы с друзьями выпивали. Было здорово.
По прошествии лет я не очень понимаю, куда именно делись ирландцы. Сегодня в Финсбери нет ни одного. Зато здесь много греков. Есть турки, достаточно африканцев, которые, к слову, могут быть жестокими.
Моему сыну Бобби даже однажды поранили ножом горло прямо возле двери. Это ужас, но ты живешь здесь и справляешься с этим. Это часть жизни, как и все прочее.
Вот почему я путешествую. Это помогает мне расслабиться, отключить сознание от работы и бесконечной борьбы за выживание. Поэтому я думаю, что и Джонни следовало бы найти себе какое-нибудь хобби, чтобы периодически отключаться от всего – рыбалка, гольф или что-то подобное. Ему нужно расслабляться и потом снова возвращаться к музыке, чтобы становиться более продуктивным. Но Джонни гиперактивен. Он постоянно что-то ищет, что-то выдумывает, пытается быть разным.