В тот вечер, когда мы играли, в зале было человек тридцать, а еще двести человек стояли снаружи. Я не знаю, что они там вообразили себе: что, по их мнению, мы будем делать с их детьми? Сделаем из них секс-рабов? Промоутер нашего концерта потерял целое состояние, но это того стоило, потому что, черт возьми, о чем эти люди вообще думали и что конкретно пытались запретить? Я устроил им отличную развлекуху, после которой наступила кульминация в виде распевания жутких гимнов у порога концертного зала. Они были так поглощены собой, просто блеск! Не стоит обижаться или злиться на таких людей. Они меня очень веселили. Даже сегодня воспоминания о том инциденте приносят мне удовольствие. Они в какой-то момент даже исполнили Му Sweet Lord. Тогда, наверное, не прошло еще толком и десяти лет с того момента, как они провозгласили Джорджа Харрисона наркоманским монстром из ада.
Песню God Save the Queen я написал за один присест. Помню, как я долго подбирал слова. Я и сегодня работаю над текстом очень тщательно. Я так долго держу лирику при себе, что единственное время, когда группа может ее услышать, – это когда я начинаю петь. Если вы сначала покажете им слова, они не поймут. Поэтому я делился своими мыслями по-другому.
В этом случае у них не было шанса взвыть: «Оооу, эти слова не рифмуются!» Потому что иначе они непременно сказали бы тебе это. Обычно я отвечал им что-то вроде: «Окей, вырежьте всю эту хрень и засуньте себе глубоко-глубоко в задницу».
Я написал несколько текстов с Гленом. Мы очень хорошо работали вместе, и даже был период, когда мы ладили, но, в конце концов, он мне просто не нравился сам по себе, а значит, смысла продолжать не было. Малкольм пытался убедить Глена сделать над собой усилие и перестать думать обо мне как о неуклюжем парне, стоящем в темном углу и вечно ноющем о том, какой вокруг отстой, как он все ненавидит, как его все достало. А я делал именно это. Но Глен во время работы не воспринимал это как юмор или как то, что я просто был чертовым стеснительным ослом – одна и та же хрень на самом деле. Мне просто была нужна реакция группы. И реакция была жесткой. Я реагировал на выходки Pistols так же. Мы постоянно доводили друг друга, иногда я выбешивал их так, что они подолгу со мной не разговаривали.
У меня были свои коронные фразочки и словечки, которыми я добивался максимального эффекта: «Ненавижу!» «Отстой!» «Мне скучно!»
КРИССИ ХАЙНД:
ДЖОН ЛАЙДОН:
«Не могу поверить, что он ненавидит меня! Пол! Стив!»
Я просто хотел увидеть его взгляд в этот момент. Он был таким маменькиным сынком. Он не стал бы исполнять God Save the Queen, потому что его маме это бы не понравилось. Это было своего рода оправдание нашим поступкам. Я находил это все невыносимым, потому что он никогда не высказывал мне свое мнение по поводу той или иной ситуации заранее, зато подходил спустя час или два после того, как мы задалбывали его подколами.
– Глен, что тебе не нравится? – спросил я.
– Я покажу этот текст нескольким своим знакомым!
– Кому, Глен?
– Ну… моей маме… Ну… вообще ей нравятся другие песни!
Я настоял на том, чтобы Глен ушел из группы. Признаться
честно, я подвел ситуацию к этому. Тогда ушел бы либо он, либо я. Я просто не мог больше его выносить. Он был человеком, не имевшим ничего общего с песней God Save the Queen. Он не стал исполнять эту песню вживую, поэтому мы делали это без него. А он в это время стоял в углу, за сценой. То же было и с песней Anarchy in the UK. Если бы он остался, мне пришлось бы изменить тексты, потому что он счел бы их оскорбительными. Он говорил мне: «Что ты вообще хочешь сказать? Ты хочешь обидеть людей?» Глен, ты не улавливаешь сути. Ну да, черт возьми, хочу.
СТИВ ДЖОНС:
Я не возражал против ухода Глена. Все это произошло уже после инцидента с Гранди и не имело ровным счетом никакого значения. На музыку всем уже было плевать. Но потом я подумал: «кто же тогда пойдет на роль бас-гитариста?» И вспомнил, что Сид приходил на наши концерты.