Ротвейлер

– Решено: Би-День, – начал Анвар, в свои шестнадцать уже сформировавшийся лидер. – Би-День – это не биде, а День Бинго, когда мы вторгаемся. Хотя я не надеюсь, что такие засранцы, как вы, смогут правильно написать это слово. Итак, целый день в доме никого не будет. Это у них что-то вроде весенних каникул, так? Давайте сюда, – он открыл окно. От свежего воздуха Кифер закашлялся. – Мы пройдем через внутренний двор, надеюсь, что наш Дедушка не сдохнет к этому времени. Я уже нарисовал план. Номер сигнализации 2647, и вам следует запомнить эти цифры, если, конечно, дедушкино дерьмо еще окончательно не испортило ваши мозги.

Все уставились на дома на противоположной улице. Смотреть мешала листва огромного старого тополя и платанов, еще более сгущающая темноту в промежутке от окна до кирпичной ограды.

Все, что они увидели, – это огоньки кошачьих глаз, наблюдающих за ними из темноты.

– Мы залезем в одно из окон? – спросил Флинт.

– К тому времени я достану ключи от двери, ведущей во внутренний двор, – Анвар не уточнил, как он их достанет, но никто и не спросил. Все знали, что если он сказал, значит, ключи будут. – Мы с Джул займемся верхним этажом, Флинт средним, и не забудь – из квартиры номер два ничего не брать. А мы с Дедушкой проверим первую квартиру. Я ему помогу, как только разберусь с верхом.

Он повернулся к Джулитте и рявкнул:

– Номер сигнализации?

– Плевать, все равно ни хера не понять, – произнесла Джулитта, чем вызвала всеобщее одобрение, как обычно, когда сыпала своими шуточками и рифмовками.

– Вы неисправимы, – Анвар с грохотом захлопнул окно, спугнув кошек. – Проклятые зверюги, – сказал он. – Может, вам лучше и не знать этот код. Я знаю, и хватит. До шестого еще неделя. Нам понадобятся вязаные шлемы или черные чулки. Кроссовки. – Он с неодобрением посмотрел на высокие каблуки ковбойских сапожек Джулитты и с тем же выражением взглянул на Кифера, который уже принялся за приготовление новой дозы. – Встречаемся здесь вечером в субботу. Шестого мы начнем ровно в полдень, поэтому воздержитесь от травы хотя бы утром. И от сока. – Это в адрес Флинта, любителя водки. – А теперь валите отсюда, я спать хочу.

Джулитта, забыв о своей роли комедиантки, сказала:

– Что это с тобой, Ан, еще и двенадцати нет.

– Я младше тебя, забыла? Я еще расту, и мне нужно много спать, – в доказательство он широко зевнул и стал выпроваживать всех за дверь, подталкивая руками, словно гонял выводок кур. Они шумно спустились по изъеденной древоточцем лестнице, и пока шли к белому фургончику Кифера с приклеенной к стеклу той самой запиской-просьбой «не мыть», криками и переругиванием будили соседей, а некоторым вдували в замочные скважины дым марихуаны. Прежде чем дать газу, Кифер на всю мощь включил радио, настроенное на волну гаражного рока, и открыл все окна.

Анвар аккуратно закрыл дверь. Сначала он приготовил какао со взбитыми сливками – свой любимый напиток Пока какао остывало, Анвар снял костюм, темно-серый в тонкую полоску, и повесил его в шифоньер. Белую рубашку бросил на пол, чтобы завтра отдать в прачечную. Он не носил спортивные майки, кожаные пиджаки и высокие ботинки.

Он выглядел моложе своих шестнадцати. Его отец был врачом, он приехал в Лондон из Бомбея еще в детстве, мать работала учительницей в начальной школе. У Анвара было три сестры, семья жила в большом пригородном доме в Брондсбери-парк недалеко от того здания, где располагалась групповая практика, в которую входил доктор Гош. Родителям Анвара часто говорили о феноменальном уме сына. Ему прочили прямую дорогу в Оксфорд, в который он смог бы поступить на год раньше положенного, сдав все экзамены на отлично.

Но прошло полтора года, а экзамены он так и не сдал. Было неясно: то ли друзья сбили Анвара с правильного пути, то ли он сам испортил своих друзей. Родители с ним на эту тему не разговаривали, потому что многие подробности его жизни были им неизвестны. Они, конечно, знали о его прогулах, им звонили учителя из школы и жаловались. Возможно, они догадывались, что именно из-за прогулов он отставал в учебе. Однако они ничего не знали о квартире, которую он снимал на Сент-Майкл-стрит в Паддингтоне, и об успешно организованных грабежах. Он был так вежлив с ними, так чист в душе, умен и талантлив, что кроме его прогулов, из-за которых они очень переживали, ничего предосудительного в его поведении не находили.