Роузлинд (Хмельная мечта)

Саймон влюблено смотрел на оживленное лицо Элинор: ее глаза сверкали, она была готова сражаться, если понадобится. Если бы она передала хоть часть своей энергии Элоиз, та, возможно, вышла бы замуж за Ричарда.

«Пути Господни неисповедимы, – размышлял Саймон.– Для Изабель де Клер вмешательство Элинор стало благом. Но для Элоизы Французской, возможно, было бы гораздо лучше оставаться там, где она есть. А для меня?»

– Неудивительно, что она довольна, – сказал он, с улыбкой глядя, как на лице Элинор отразилось недоумение.– Миледи, подумайте о прирученной птице, которая провела долгие дни в клетке. Иногда такая птичка уже не хочет покидать свою тюрьму, а если и улетает, то часто умирает от страха перед окружающей жизнью. У Элоиз своя жизнь – налаженная и приятная. Ей нечего бояться, не о чем беспокоиться. Ей никому не нужно угождать, кроме себя самой.

– Не о чем беспокоиться? А как насчет ее земель и подданных, которые столько времени находятся в чужих руках? Если бы я…

– О, ты, – засмеялся Саймон.– Ты готова проглотить меня целиком за кусочек твоей земли или хижину какого-нибудь серфа.

– Вряд ли такая ситуация может возникнуть, – с достоинством ответила Элинор, но, не выдержав роли, заулыбалась.– Но это так удачно, что королева поручила опекать меня единственному честному человеку при дворе. Иначе число придворных кавалеров значительно бы уменьшилось из-за тех несчастных случаев, в которые попадали бы бесчестные опекуны моих земель.

– Элинор, – неловко сказал Саймон, – ты можешь смеяться, но не шути так. Это было бы самоубийством.

– Чепуха! Если в мой замок заберется вор, я спущу собак и моих слуг, чтобы они затравили и убили его. Вор – это вор, я так понимаю. Если же он благородных кровей, а не простолюдин, то это еще хуже: такие еще прожорливее. Ну вот, пора и вспомнить самого прожорливого. Поскольку он здесь, на наших глазах, что мы будем делать с Лонгкемпом?

Лицо Саймона стало таким же жестким, как у Элинор. Нежность исчезла из глубины глаз, которые, казалось, стали еще больше и засверкали.

– Теперь уже поздно действовать так, как я планировал. Но я поставлю этот вопрос на первом же заседании.

– Ох, Саймон, это будет опасно для тебя.

– Что с того? Я не боюсь презрения короля. Если он рассердится на меня, он выскажет мне все прямо в лицо. Он не любит прощать, но зато никогда не скрывает свои чувства. Король предпочитает, чтобы ему откровенно все сказали в лицо, чем выслушивать нытье и жалобы.

– Я не имела в виду короля. Он достаточно справедлив и знает, что ты не станешь обманывать его.

– Тогда Лонгкемп? А его из-за чего бояться? Элинор резко выдохнула:

– Он небольшого роста, скрюченный, не в состоянии владеть мечом, и поэтому ты считаешь его ничтожеством. Он гораздо опаснее именно потому, что он слаб: может устроить ловушку или напасть с ножом где-нибудь в укромном уголке.

– Тс-с. Я всю свою жизнь в таком окружении. Как королевский прокурор я не вызывал особой симпатии. Кое-кто не раз пытался избавиться от меня подобным способом. Но вот он я! Здесь, перед тобой.

Это высказывание Саймона послужило небольшим утешением для Элинор. Всегда было так: время для первого успеха и время для последних минут жертвы, которую убивают. Она знала, что бесполезно спорить с Саймоном. Если ты выбрала храброго мужчину, нельзя ожидать, что он будет сверхосторожным. Да ей и не надо было беспокоиться: Саймон не был глупцом. Еще раньше, когда она опиралась на его руку, Элинор почувствовала под бархатной тканью мелкие кольца кольчуги.

– А еще есть лживые письма, – подчеркнула она.

– Ты думаешь, их было бы меньше, если бы я вел себя по-другому? – цинично поинтересовался Саймон.

– Да, если бы ты уступил во всем и проглотил оскорбление Лонгкемпа. Я бы очень хотела напомнить тебе, что и червяки бывают ядовитыми.

– Я согласен с тобой, мне и напоминать об этом не надо. А вот тебе я хотел бы напомнить о том, чтобы ты держала язык за зубами. Если все пойдет хорошо, то твои земли будут надежно защищены от Лонгкемпа, и я надеюсь, что король лично пообещает это тебе, мне и сэру Андрэ в присутствии свидетелей. И если после этого Лонгкемп снова попытается покушаться на чужие земли, сэр Андрэ сможет развязать против него войну с чистым сердцем.

– А почему я должна молчать? Ты считаешь, будет неправильно, если я поблагодарю лорда Ричарда за его доброту?

– Ты сможешь говорить, что захочешь, если мы выиграем. Но если у нас ничего не получится, тебе придется придержать язык. Нет, Элинор, послушай! – Саймон настойчиво окликнул ее, увидев, как она упрямо вздернула подбородок.– Если мы пойдем ко дну вместе, как это уже было один раз из-за твоего упрямства, мы все потеряем.

– Но мы же не утонули. А если бы я не была упряма, ты бы точно утонул один.