Роверандом

Был, конечно, еще Старик–из–моря[52] [Протей, Посейдон, Тритон, Нептун — морские боги греческой и римской мифологии. Нйорд — норвежское морское божество. Старик–из–моря — персонаж из «Тысячи и одной ночи».]… Ну, этот хоть и мой двоюродный брат, но гордиться здесь абсолютно нечем. Та еще обуза: не желал ходить, вечно требовал, чтобы его кто–нибудь носил, — о чем, смею надеяться, ты слышал. Оттого и помер: сел год или два назад на плавучую мину (если ты знаешь, что это такое), прямо на одну из кнопок[53]! Даже моя магия в данном случае ничего не смогла поделать. Это было хуже, чем с Шалтаем–Болтаем[54].

— А как же насчет Британии? — спросил Роверандом, поскольку он все–таки был английской собакой; хотя в действительности ему было скучновато слушать все это, а хотелось услышать еще что–нибудь о своем волшебнике. — Я думал, Британия правит волнами…

— В действительности она никогда даже ног не замочила. Она предпочитает фамильярно похлопывать на бережку львов по загривку и восседать на пенсе, держа в руке вилку для рыбных блюд[55]. И уж конечно, из моря можно извлечь нечто гораздо большее, нежели волны.

Ну, теперь–то они заполучили Артаксеркса, и, я надеюсь, от него будет хоть какая–то польза. Правда, я полагаю, что в первые несколько лет он попытается выращивать сливы на полипах, если ему позволят, конечно. И это будет гораздо легче, чем управлять морским народом.

Ну–ну–ну! О чем бишь я?.. Разумеется, ты можешь теперь вернуться, если хочешь. Вообще–то, отбрасывая церемонии, тебе просто необходимо вернуться, и как можно скорее. Твой первый визит — к старику Саматосу. И не следуй моему дурному примеру — не забывай говорить «Пс»[56] при встрече!

Мью возвратился на следующий же день и принес новую почту — бесчисленное количество писем для Человека–на–Луне и связки газет «Иллюстрированную еженедельную прополку водорослей», «Океанские взгляды», «Русалочью почту», «Моллюск» и «Утренний всплеск». Во всех газетах были помещены (на правах исключительной публикации) совершенно одинаковые фотографии свадьбы Артаксеркса: на берегу, при полной луне, в присутствии мистера Псаматоса Псаматидеса, известного финансиста (просто титул, в знак уважения), ухмылявшегося на заднем плане. Надо сказать, качество фотографий было получше, чем в наших газетах. По крайней мере, они были цветные[57], и на них было видно, что невеста–русалка действительно очень красива (ее хвост был в пене).

Настало время прощаться. Человек–на–Луне лучился улыбкой, глядя на Роверандома. Лунный пес старался выглядеть безразличным. У самого Роверандома был слегка поджат хвост. Однако он лишь сказал:

— Счастливо, щен! Береги себя. Не приставай к лунным зайчикам, не убивай белых кроликов и не переедай за ужином!

— Сам ты щен! — отвечал лунный Ровер. — И прекращай есть брюки волшебников!

И все. Тем не менее я верю, что с тех пор он беспрерывно приставал к Человеку–на–Луне, упрашивая послать его на каникулы к Роверандому, и что тот несколько раз разрешал ему такое путешествие.

И затем Роверандом улетел с Мью, а Человек ушел в свои подвалы. А лунный пес все сидел на крыше и смотрел, пока они не скрылись из виду.

4

Дул ледяной ветер, срываясь с Полярной Звезды, когда они пересекли край мира, и холодная пыль водопадов обдавала их.

Путь назад давался с трудом, потому что на сей раз в магии Псаматоса не было спешки. Поэтому они рады были отдохнуть на Острове собак. Однако из–за своей все еще заколдованной величины Роверандом не получил от этого посещения особого удовольствия. Все собаки были чересчур большими и шумными и чересчур презрительно отнеслись к нему, а кости на костяных деревьях оказались слишком крупными и крепкими для его зубов.

Был рассвет послепослезавтрашнего дня, когда они, наконец, завидели вдали черные скалы дома Мью. Когда же они приземлились в бухте Псаматоса, солнце мягко грело им спины, а верхушки бугорков песка у воды уже посветлели и высохли.

Мью коротко крикнул и стукнул клювом по лежавшей на земле деревяшке. Деревяшка немедленно встала вертикально и обернулась левым ухом Псаматоса, к которому присоединилось и другое ухо, а затем, очень быстро, — и вся голова колдуна вместе с шеей.

— Эй, вы, двое, что вам угодно в это время дня? — грозно прорычал Псаматос. — Это мое лучшее время для сна!

— Мы вернулись! — произнесла чайка.

— И ты, я вижу, позволил, чтобы тебя всю дорогу тащили на спине? — сказал Псаматос, поворачиваясь к песику. — После драконьей охоты я мог бы предположить, что такой небольшой перелет для тебя — сущая ерунда.

— Извините, пожалуйста, — промолвил Роверандом, — но я оставил мои крылья там: в действительности они не принадлежат мне. И я бы предпочел снова стать обыкновенной собакой.