Ровесники. Герой асфальта (СИ)

В первое мгновение я жутко испугалась, решив, что по ошибке взяла в раздевалке чужую куртку. Потом, убедившись, что это не так, обалдевшими глазами уставилась на Виталика, и только тогда осознала, что он хохочет уже минут пять, а я всё это время стою как парализованная и глупо моргаю. Мне было вовсе не до смеха – если бы сегодня вечером мама случайно залезла в карман моей куртки, я бы ни за что не сумела доказать ей свою абсолютную непорочность. Меня бы отхлестали по щекам, заперли бы в комнате, а на следующий день поволокли бы к гинекологу на проверку. И всё это случилось бы из-за чьей-то дурацкой шутки. Впрочем, я уже догадывалась – чьей именно. В другой моей руке вместе с перчаткой лежал скомканный фантик из под соевого батончика «Рот-Фронт».

- Как…это…понимать? – Осведомилась я хрипло, когда ко мне вернулся дар речи.

- Это ещё что! – Отсмеявшись, «утешил» меня Виталик, глаза его были мокрыми от весёлых слёз. – Он мог тебе куртку изнутри мелом разрисовать, ты бы и не заметила!

Я с отвращением швырнула презерватив в снег. Туда же, следом, полетела конфетная обёртка. Если раньше проделки Канарейки лично меня не касались, то теперь, когда это произошло, я была готова его убить. Я даже не представляла, что способна на такую патологическую ненависть, тем более к парню, которого даже ни разу не видела. Слов, чтобы выразить свои эмоции у меня не нашлось – я просто повернулась и быстро зашагала вперёд.

- Ксюш! – Виталик кинулся за мной. – Да брось ты обижаться, это же шутка! Канарейка над всеми так прикалывается!

- Ещё одно слово о Канарейке – и я тебе нос разобью, понял?! – Не отдавая себе отчёта, выпалила я. И он ничего не ответил на это. Весь оставшийся путь мы прошли молча. На другие темы словно и говорить не хотелось. Глупость какая…Спросил бы меня о том, какие я фильмы люблю, какую музыку слушаю, чем вообще увлекаюсь…Может, я его обидела своей злостью? Он-то, в принципе, здесь при чём? Хотя мог бы и предупредить заранее, чтобы я готова была к подобным неожиданностям. Раньше мне почему-то казалось, что Канарейка издевается только над педагогами, а он, видимо, вообще никаких правил не придерживается. И за что его только любят?

- Вот мой дом. – Сказал Виталик, внезапно прерывая затянувшееся молчание. Это была последняя «хрущоба» а-ля семидесятые, а дальше шли более свежие постройки, в том числе и десятый «А», в который мы въехали. Оказывается, я жила всего на три дома дальше Виталика!

- Ну тогда пока. – Я больше не нашла, что сказать. – В половине пятого зайдешь за мной, ладно?

- Давай я тебя сейчас до дома провожу, посмотрю, где ты живёшь.

Обстановка, кажется, разрядилась. Хорошо бы про Канарейку между нами речь больше не заходила. Виталик хороший парень, но порою он бывает невыносим – хотя бы тем, что от души восторгается дурацкими шуточками своего приятеля. А меня лично они уже достали.

В квартире вкусно пахло чесноком – мама заделывала на ужин куриные окорока. Помимо этого она успевала иногда поглядывать в окно и всем вокруг интересоваться. Я ещё не успела разуться, когда услышала её деловитый вопрос:

- Ксюш, а что это за мальчик тебя сейчас провожал?

Мама в своём репертуаре. До сих пор она не может привыкнуть к тому, что дочка уже выросла и стала нравиться ребятам. Впрочем, я им нравилась ещё задолго до того, как повзрослела, и это, похоже, беспокоило маму сильнее всего.

- Это мой одноклассник. – Сообщила я, входя на кухню. – Павлецкий Виталик.

Мама – прямая, стройная, стояла возле стола и зубчиком чеснока натирала жирный, аппетитный окорочок. В свои сорок три года она выглядела девчонкой – особенно со спины. Все говорили, что мы с ней очень похожи и мне, если честно, это всю жизнь льстило.

- Ну ты даёшь! Первый день в школе – и уже поклонники! Как там тебя встретили? Ничего?

- Нормально. – Я уселась на табурет, схватила со стола большое зелёное яблоко. Мама укоризненно покосилась на меня:

- Руки мыла?

- Нет. Они и так чистые.

- Иди, помой и давай обедать.

Спорить в данном случае было бесполезно. Я встала и уныло поплелась в ванную, на ходу оглядывая захламлённую квартиру. Ремонт продвигался медленно, но верно: в гостиной уже красовались новые обои. Папа искренне считал, что большая комната – лицо хозяев, потому что все гости первым делом заходят именно туда. Мне же казалось, что гости сначала видят прихожую, а потом уже всё остальное. Кто-то очень умный ещё сказал, что истинное лицо хозяйки – это ни что иное, как унитаз: он, дескать, должен быть таким чистым, чтобы из него не зазорно было даже чай пить. Хорошее изречение, мне оно, почему-то, запомнилось.

Ванная пока что глаз не радовала: кафель на стене был старым, грязно-жёлтого цвета, стены давно не приводились в порядок. Только смеситель нам вчера поставили новый, что, впрочем, было уже чертовски здорово – в старой служебной квартире мыться под душем было совершенно невозможно, и кран там постоянно отваливался.