Ровно год

Лео оставляет входную дверь открытой. Сейчас мама велит ее закрыть, сейчас скажет, что Лео выпускает тепло наружу, что электричество стоит денег и все остальное, что сказала бы Нине, будь та здесь. Но мама почему-то молчит. Лео оборачивается и видит, что мама стоит возле лестницы и разглядывает книжки. Их штук пять-шесть, одни тоненькие, другие толстые, как старый Нинин учебник по биологии углубленного уровня, который она забыла сдать в библиотеку в конце прошлого лета. Учебник так и лежит на столе в ее комнате, и с его обложки смотрит скользкая на вид зеленая лягушка с выпученными холодными глазами.

— Мам? — окликает Лео, но мама не слышит, и Лео захлопывает дверь, стукнув ею чуть сильнее обычного. Вздрогнув, мама выходит из задумчивости. — Прости, она сама, — лжет Лео.

— Келли на самом деле хотела как лучше. — Мама указывает на книги. — А эти еще и стоили наверняка недешево.

— Наверняка, — соглашается Лео, хотя о цене книг не имеет ни малейшего представления. Она все еще держит подарок Иста, словно боится, что драгоценное фото исчезнет, если она выпустит его из рук, исчезнет так же, как Нина. — Ты, кажется, хотела посмотреть фильм?

— Что? Ах да. Про пришельцев. Конечно. Давай посмотрим.

Они разжигают в камине искусственные поленья, разогревают замороженную пиццу (сколько бы Лео ни колдовала с температурой в духовке, начинка все равно получается еле теплой), наливают в бокалы безалкогольный сидр и переносят все это на кофейный столик. Лео успевает первой перехватить пульт и сэкономить не меньше десяти минут, в течение которых мама жала бы не на те кнопки или случайно переключала канал вместо регулировки громкости.

Поначалу все вроде бы хорошо, однако постепенно Лео ощущает в комнате едва уловимую напряженность. Лео один за другим съедает два кусочка пиццы, а вот мама почти не ест, да и к сидру не притронулась. На экране происходит много всего захватывающего — инопланетяне уничтожают Лос-Анджелес, Уилл Смит произносит громкие, пафосные фразы, но Лео мысленно тянет к маме, как ребенка — к полкам в магазине игрушек.

«И зачем только Ист ляпнул про эти книжки?» — думает она. Они с мамой были так близки к тому, чтобы пройти это чудовищное испытание праздником: посмотрели бы фильм, поели пиццы, а потом Лео поднялась бы к себе, заперла дверь и скроллила бы Нинин телефон, притворяясь, что это обычная ночь и Нина, обложившись учебниками и тихонько чертыхаясь себе под нос, корпит внизу над домашкой. Лео понимает, что такого рода притворство вредно для психики (и в каждой из книжек, пылящихся на лестнице, одна-две главы непременно посвящены отрицанию), но по ночам, в одиночестве, Лео может позволить себе притвориться, и это то, благодаря чему она выживает днем.

Пришелец на экране только что разгромил лабораторию, и в этот момент мама протягивает руку за пультом.

— Можно я… — начинает она, и Лео дрожащими пальцами передает ей пульт. Как всегда, сперва мама путает кнопки и нечаянно увеличивает громкость, но затем все-таки нажимает на паузу, прервав оглушительный грохот, с которым пришелец крушит все подряд.

— Мам… — Съеденная пицца камнем лежит в желудке. Как глупо, как все это было глупо! Надо было просто пойти к отцу.

Мама, однако, встает с дивана и пересекает гостиную с решительностью, какой Лео не замечала в ней со времен «до». Лео торопится следом, гадая, не сломалась ли мама окончательно и не случится ли у нее нервный срыв прямо сейчас, когда на экране телевизора космический пришелец, питающийся людьми, застыл на середине трапезы. Может, еще не поздно вызвать такси, поехать в церковь на мессу и встретиться там с Истом и его семьей?

Мама идет прямиком к лестнице, спускается на несколько ступеней, сгребает в охапку все книжки о горевании, одну или две отдает Лео. На обложке верхней из тех, что остались у мамы, Лео видит печальную женщину, которая задумчиво смотрит в окно, завернувшись в шаль. «Сказать „Прощай“», — гласит напечатанный округлым шрифтом заголовок.

— Получается, так я должна выглядеть? — спрашивает мама, потрясая книгой перед носом Лео. — Как эта женщина?

— Ну, это больше похоже на обложку дешевого любовного романа, из тех, что продаются на кассе в продуктовом, — высказывает мнение Лео, и на мамином лице появляется улыбка.

— Какая чушь, — вздыхает она, проходя мимо Лео обратно в гостиную. Денвер мгновенно вскидывает голову, треугольники ушей, словно два маленьких радара, поворачиваются следом: покормит или наругает? — И о чем только Келли думала? Как будто книжками тут поможешь! — Мама обводит широким жестом весь дом, однако Лео понимает, о чем она. Ничто не способно заполнить пустоту, образовавшуюся после смерти Нины. Не успевает Лео и глазом моргнуть, как мама швыряет книжку в огонь.

— Мама! — испуганно восклицает Лео.

— Что там у тебя? — спрашивает мама, не обращая внимания на ее реакцию. Языки пламени принимаются лизать уголок «Сказать „Прощай“». Женщина на обложке продолжает печально и кротко смотреть в окно, в то время как ее лицо съеживается и превращается в пепел.