Ровно в шесть двадцать

– Нет. Сделала ради тебя исключение. – Она улыбнулась, хотя в глазах блестели слезы. – В прошлом у меня есть пара грехов, Трэвис. Как и у тебя, наверное. Кэмпбелл собирает таких людей. Мы вроде игрушек нетоварного вида. С повреждениями, но вполне способны…

– На искупление? – подсказал он.

– Да, оно самое.

– Значит, ты переспала со мной, чтобы подобраться поближе? – пробормотал он.

Спирс долго глядела на него, и лицо у нее было странным, хотя одурманенный наркотиками Дивайн никак не мог понять причину.

– Я переспала с тобой, Трэвис, потому что этого хотела.

– З-зачем ты об-быскивала комнату Уилла?

– У меня возникли подозрения, что в доме творятся нехорошие дела. Решила выяснить, нет ли у нас врагов в собственном лагере.

Она погладила Дивайна по щеке. Это оказалось на удивление приятно.

Дивайн кивнул и закрыл глаза, ощущая, как по венам течет морфин, вступая в ожесточенную схватку с болью, пульсирующей в пробитом плече.

Проснувшись, он почувствовал себя лучше – видимо, выздоровление шло полным ходом. Когда приходили Кэмпбелл и Спирс, в палате было темно, а сейчас ее заливал свет. По ощущениям, прошло несколько дней. Постоянно заглядывали медсестры, заходили врачи.

Дивайн и сам следил за своими показателями на мониторе. Они были близки к норме – больше, чем он заслуживал.

Однажды утром снова зашел Кэмпбелл. Он сел рядом.

– Ты выглядишь лучше.

Дивайну удалось привстать на подушке, дотянуться до кнопки управления кроватью и поднять изголовье.

– Кажется, прихожу в себя.

– Хорошо.

– Что с Джилл Тэпшоу?

– Приехала ее мать, забрала тело. Мы все рассказали. Ну, что могли.

– Как вы узнали? Я же не сумел ничего доложить.

– Она во всем призналась: оставила записку в комнате, – пояснил Кэмпбелл. – Наверное, собиралась покончить с собой в офисе, но застукала тебя. В общем, ты зашел в неудачный момент. Убив тебя, она, скорее всего, застрелилась бы. Мать чуть с ума не сошла от горя. Потерять разом двоих детей…

– Джилл с ее умом могла помочь стольким людям, и помогала.

– Зла она тоже причинила немало, – заметил Кэмпбелл.

– Что с компанией?

– Закрывается. Организаторы «Зоны пятьдесят один» пока на свободе. Но ты спутал им планы.

– Ущерб большой?

– Мы изучили отчет, который составил твой друг Валентайн. Там есть далеко не все, мы ищем остальное. Очевидно одно: чужие страны владеют огромным куском нашей территории. Многие политики получали от них деньги.

– Что теперь будет?

– Скорее всего, ничего. Они начнут вопить, что это вранье, провокация, шантаж, политические дрязги. Все сохранят свои посты и продолжат потихоньку наживаться на грязных деньгах.

– Так не должно быть, – устало сказал Дивайн.

– Обнародовать ничего нельзя.

– Почему?!

– Ради международных альянсов, или из нежелания слишком сильно раскачивать лодку, или чтобы не нарушать политическое равновесие, или для пользы фондовым рынкам… Выбирай сам.

– Это же бред!

– Согласен, – признал Кэмпбелл.

Дивайн уставился в окно, за которым жарило солнце.

– Значит, фактически я провалил задание. Награда мне не полагается. Теперь отдадите меня под трибунал?

– Думаю, тебе стоит дать второй шанс. Если ты этого хочешь…

Два бывших солдата переглянулись.

– Хочу, – наконец произнес Дивайн.

– Верю. И ради этого стоит вставать поутру каждый день.

Дивайн рассеянно огляделся.

– А… про Мишель что-нибудь слышно?

– Она уехала из страны.

Он кивнул, пряча разочарование.

– Ясно.

– Ее заставили.

Дивайн повернул голову.

– Зачем?

– Она рвалась навестить тебя в больнице, но я запретил. Мы подыскали ей безопасное жилье за границей.

Кэмпбелл достал из кармана конверт.

– Она просила передать тебе это.

Не сказав больше ни слова, генерал ушел.

Дивайн медленно открыл конверт и вынул лист бумаги и две фотографии. Сперва прочитал письмо:

«Трэвис, милый, я чуть с ума не сошла! Никогда в жизни так не пугалась. Не знаю, зачем тебе пишу – наверное, просто должна признаться. Думаю, генерал уже рассказал, что я уехала. Не хочу бросать тебя, но приходится. Буду скучать, очень. Мы обязательно встретимся! Пусть генерал думает что хочет, но я дам тебе номер телефона».

Ниже стоял иностранный номер с кодом Италии.

Дивайн прочитал оставшуюся часть письма.

«Не буду звонить сама, потому что получается, будто я навязываюсь. Но ты звони! Жаль, что так вышло. Никогда бы не подумала, что та милая девушка окажется убийцей. Надеюсь, ты скоро выздоровеешь. Мне не разрешили тебя навестить, но я постоянно про нас думаю. Помни: пусть у нас с тобой много проблем, рано или поздно все наладится. В любом случае надо жить дальше. Нам с тобой не нужна служба знакомств, чтобы найти себе идеальную пару.

Люблю тебя.

Мишель.

P. S. На фотографии – мой ангел-хранитель. Ну и я, чтобы ты не забывал».

Дивайн отложил письмо и посмотрел на первое фото. Это был тот самый снимок, который Мишель сделала на крыше своего дома, запечатлев усталого мужчину с тяжелым грузом на плечах. На второй фотографии была Монтгомери, но не в купальнике, а в джинсах и футболке – и с самой прекрасной улыбкой на свете.

Он ни разу не заподозрил Джилл Тэпшоу ни в чем дурном, он доверял ей – и чуть не поплатился жизнью.