Роза

— Помните сто тридцать девятый псалом? «Я был сотворен в тайне и чудным образом спущен трудиться в самые глубины земные» [49]. Джон считал, что это относится прежде всего к шахтерам и шахтеркам. Лорд Роуленд не разделяет его симпатий.

— Сто тридцать девятый?

— Да, это был его любимый псалом. Джон каждую службу с него начинал.

Возвращаясь со спаниелем вдоль стены, Блэар смотрел на сидящих вместе двоих Хэнни, во всем черном, и Роулендов, в цветастых одеяниях; теперь все они показались ему единым целым. «Словно решенная головоломка, — подумал он, хотя пока еще и не знал, в чем именно заключается эта головоломка. — Цельные и красивые Хэнни, в торжественных одеяниях из шерсти и шелка цвета слоновой кости, и женская часть Роулендов, в похожих на лепестки складках крепдешина, сидящие, словно на маленькой полянке, на персидском ковре, разложенном на другом ковре — просторном склоне холма».

Глава двадцатая

В гостинице его ждала записка от Джорджа Бэтти, в которой тот просил зайти к нему домой, но Блэар поднялся к себе в комнату, налил бренди, устроился возле лампы и принялся разбирать последнюю из зашифрованных частей в дневнике Мэйпоула. В качестве ключа к этой части шифра он решил испробовать номер псалма, более других нравившегося викарию.

139139139…

«Unk Bsxduhqkj…» в итоге превратилось в следующее:

«В Апокрифе говорится о Дарии, царе персов, который был столь велик в своем могуществе, что все иные земли боялись невзначай задеть его. Но Апама, его наложница, садилась за столом по правую руку от царя, снимала с его головы корону и водружала ее на себя, а левой рукой трепала царя по щеке. Дарий же взирал на нее, раскрыв рот. Если она улыбалась ему, Дарий смеялся; если злилась на него, осыпал ее лестью, чтобы она его простила, — это она-то простила его. Я не раз видел, что Роза делает то же самое. Раздразнить быка и оставить его на привязи рыть в ярости землю копытом — так вела себя с царем Апама. Теперь же та Роза, ради которой я готов отдать все, ведет себя со мной точно так же».

Блэару не составляло труда представить себе Розу Мулине за столом у Дария Великого, похлопывающей царя по щекам, дующейся на него или одаривающей его жарким взглядом. Ей ничего бы не стоило вскружить Дарию голову.

Блэара нисколько не удивило, что Мэйпоул, как оказалось, не понимал женщин. Кое-кто из тех, о ком говорится в Библии, тоже их не знал. Блэар был уверен, что и сам их не понимает: слишком мало довелось ему в жизни общаться с обычными, нормальными женщинами, чтобы у него могло сложиться о них правильное представление. Он знавал девушек из дешевых борделей, работавших там по кабальным договорам, то есть практически рабынь, несмотря на то что дело происходило в Калифорнии. Знал он и бразильских туземок, рабынь в истинном смысле слова. Были у него и женщины ашанти, с присущей им противоположной крайностью: каждая из них одевалась и вела себя словно царица Савская. Но все они не принадлежали к разряду обычных, на основе знакомства с которыми можно составить хотя бы библейское представление о женщинах.

«Та Роза, ради которой я готов отдать все». Блэар взглянул на дату, когда была сделана эта запись. 14 января. За четыре дня до исчезновения Мэйпоула. Если бы Роза Мулине исчезла тоже, страстное признание Мэйпоула имело бы смысл. Однако она никуда не пропала и отрицала какую бы то ни было несчастную любовь с Мэйпоулом вопреки тому, что викарий был явно одержим ею.

«Она говорит, что все Хэнни ненормальные. Что они и не могут быть другими, потому что восемьсот лет, со времен Завоевателя[50], по закону и обычаю правят Уиганом в качестве епископов, шерифов, мировых судей, всегда готовые отправить под землю или сослать за моря любого способного составить угрозу их власти. Она говорит, что она так жить не хочет».

«Весьма смелые для обычной шахтерки суждения», — подумал Блэар.