Роза

«Просто позабывшими все и вся людьми», — подумал Блэар. Любовь каким-то образом лишала человека чувства пространства и времени, меняла их местами, как взаимозаменяемые части. Не оставалось ни прошлого, ни будущего, настоящее растягивалось так, что, казалось, можно было бы вдохнуть и выдохнуть пятьдесят раз в секунду. Когда он склонялся над Розой, проводил пальцем у нее между лопаток или вниз вдоль позвоночника, Блэару казалось, что время остановилось?

Роза повернулась. Волосы ее, спутанные и потемневшие от пота, откинулись назад. Лицо ее поблескивало от угольной пыли, губы распухли, лоб побелел. Слабый свет лампы падал на нее, отражаясь от смуглого тела и создавая то призрачное свечение, называемое «пепельным сиянием», какое исходит от луны, когда она бывает освещена только отраженным светом земли. В этом слабом отблеске Блэару показалось, что рядом с ним лежит кто-то даже более утонченный и прекрасный; видение было неопределенным, но беспокоящим и через мгновение пропало.

— По-твоему, это и есть любовь? — спросил Блэар.

— По-моему, это честность и равенство, — ответила Роза. — Запутались вы, мистер Блэар. Тебе нужен кто-то вроде меня.

— А Билл Джейксон что будет делать?

— Билл ничего не узнает, пока мы не уедем. А тогда набьет кому-нибудь морду, чтобы сорвать злость. — Оплывшая свеча затухала. Роза соскользнула с кровати, склонилась над ночным столиком и зажгла новую свечу. Двигалась она не как женщина, привыкшая носить турнюры. Странно, что от такой тяжелой работы она стала только изящней. Яркое пламя свежего фитиля осветило ее волосы, и она запрыгнула в постель. — Мы можем уехать так, что никто ничего не узнает.

— Уехать? Мне казалось, ты тут вполне счастлива.

— Была, пока ты не облачил меня в золотые одежды. Что я должна знать, чтобы жить в Африке?

— Уметь говорить на ломаном английском.

— Не на таком, как говорят в Уигане?

— Совсем не на таком. Знать суахили, это нужно при путешествиях. Ашанти говорят на языке твай. Если ты умеешь читать карту, ориентироваться по солнцу и ухитряться быть сухой в сезон дождей, считай, что ты практически готова. Единственное, что тебе остается, это научиться отличать пирит от золота и глотать хинин во всех мыслимых формах. — Блэар пощупал швы у себя на голове. — С хирургией ты знакома. В Африке тебе будет нетрудно. Из тебя бы даже вышла неплохая амазонка.

— Значит, ты мне не нужен? Я могу ехать и без тебя.

— Конечно. Просто держи курс по ветру. Вся торговля и все мореплавание на этом построены: ловить течения и плыть по ветру. — Он положил руку ей на грудь и провел ладонью вниз. — Уголь к югу от Ливерпуля, на Канарском течении. — Потом провел рукой по диагонали вверх. — Пальмовое масло к западу от Африки, на экваториальном течении. — Потом поперек. — Золото к востоку от Америки, на Гольфстриме.

— Когда ты так объясняешь, все очень просто.

— Кроме этого, я почти ничего и не знаю, — ответил Блэар.

— А другие маршруты ты знаешь?

— Да.

— Возьми меня с собой. — Она вложила свою руку в ладонь Блэара. — Увезите меня из Уигана, мистер Блэар, и я буду любить вас до самой смерти.

Глава двадцать вторая

От ярко-желтого, как раскаленный кратер вулкана, зева печи исходил такой ослепительный свет, что Блэар даже опустил поля шляпы, чтобы защитить глаза. Конструкция печи была очень простой: колосники размещались в нижней части арки, выложенной в три кирпича на известковом растворе прямо в скальном грунте; к печи вела наклонная плоскость, тоже выложенная кирпичом, чтобы отделить пламя от штольни, ведшей к угольным пластам шахты Хэнни. И хотя печь находилась на глубине в целую милю, она поражала размерами: внутрь нее могли бы свободно пройти два идущих рядом человека, а огонь засасывал воздух с такой жадностью, что, казалось, готов был втянуть в печь Бэтти и Блэара.

— Кажется странным, — прокричал Бэтти, — что надо сжигать кислород для создания тяги; но так лучше продувается ствол шахты, и отравленный воздух энергичнее выходит наружу. К тому же его приходится разбавлять свежим. Если отработанный воздух из шахты с большой примесью газа подавать прямо в топку, печь взорвется.

— Вы прогоняете его через горизонтальную выработку?

— Верно. Мы направляем такой воздух в специальный ствол, так называемый тупиковый, и в верхней его части отработанный воздух соединяется с выбросами, что поднимаются по трубе из печи; дым там уже успевает охладиться, поэтому газ не воспламеняется. Чистый воздух впускать, плохой выпускать — вот и вся вентиляция. Приходится поддерживать ее круглосуточно, иначе замена воздуха в шахте прекратится и все, кто окажется внизу, задохнутся.

Над подстилкой из раскаленных углей, непрестанно шевелившейся, как будто жар оживлял их, витала в топке золотистая плазма. Печь работала на угле, который добывался прямо здесь, в этой же шахте, и потому напоминала дракона, пожирающего самого себя. В конце наклонной плоскости находился вырубленный прямо в породе бункер для угля. Там, возле груженой вагонетки, стояли два кочегара в рукавицах и мешках с прорезанными для рук отверстиями.