Роза

— Не хочу оставлять тебя ему. Тебе кажется, что Роуленд всего лишь неприятный кузен, из которого выйдет неприятный муж. Ничего подобного. Он убийца. Я видел, как он убивал африканцев только потому, что те сворачивали направо, когда нужно было повернуть налево. И он уже не может без мышьяка. Я сам наполовину такой же, так что в этом разбираюсь. Хуже того: он ненормальный. Если он обнаружит в тебе хоть малую частичку от Розы, считай, что тебя нет в живых.

— Ну, это была только игра.

— Не только. Мне Роза в тебе нравилась. А он ее возненавидит. Сварливая, злобная и занудная Шарлотта могла бы протянуть с ним год-другой, но тебе это не удастся.

— С тобой я притворялась.

— Нет, все было по-настоящему. Как минимум многое.

— Какое это имеет значение? У меня нет выбора. Я не Роза, я Шарлотта Хэнни и через две недели выхожу замуж.

— Когда ты была Розой, то просила, чтобы я взял тебя с собой в Африку.

— Я помню.

— Я тебя беру.

По-видимому, слова эти произнес не Блэар, а кто-то другой за него, потому что, услышав их, он сам был поражен не меньше, чем Шарлотта, сумевшая уловить это его удивление.

— Ты серьезно?

— Да. — Ему не хотелось думать об этом, тема не допускала возможности рационального ее обдумывания.

— Тебе как, понравилась Роза?

— Она начинала мне нравиться.

— Понравилась девушка, которая пьет джин и затаскивает тебя в свою постель? А как же Шарлотта: она ведь не спешит раздеться и вполне способна думать самостоятельно?

— Она тоже может ехать с нами. Я предлагаю вам обеим побег.

— Самое странное предложение, какое мне приходилось слышать! Я польщена, Блэар. Честное слово.

— Можем ехать, как только я получу у твоего отца причитающуюся мне сумму.

Она откинула волосы с глаз:

— Какая из нас выйдет пара!

— Убийственная.

Шарлотта посмотрела в глубь туннеля, как будто там, в темноте, перед ней вырисовывалась картина ее будущего. Блэару и самому уже тоже начинало казаться, что он что-то там видит, но картинка, приближаясь к нему, теряла очертания и расплывалась.

— Я не могу.

— Почему? Когда ты была Розой, ты сама этого хотела.

— Когда я была Розой. Но я Хэнни.

— Да, это действительно большая разница.

— Я хочу сказать, что на мне лежит ответственность. «Дом».

— Нет, ты хочешь сказать, что существуют классовые различия, разница в образовании, что у тебя есть настоящее имя, Роза — лишь вольная девица из Манчестера; а какое настоящее имя у меня, Бог его знает. Как же ты можешь отправиться в путешествие со мной, когда у тебя есть перспектива остаться в великолепном имении один на один с убийцей? И вообще, мое предложение несерьезно? Возможно. Но мне понравилось, как ты играла в женщину. Это была лучшая женщина, какую мне доводилось видеть.

— Ты невозможен.

— По-моему, мы оба невозможны.

— Недалеко же мы продвинулись, верно? — усмехнулась она.

— Верно, — согласился Блэар. Он не обратил внимания на то, сколь грустной вышла ее усмешка. С его точки зрения, они снова оказались в положении, когда каждое сказанное ими слово превращалось в разящий удар.

Она отвернулась, глядя на этот раз как бы в никуда.

— И что ты собираешься делать? — спросила она. — Исчезнуть?

— Это твои знакомые имеют обыкновение исчезать. На свадьбе меня не будет, но подарок я тебе пришлю.

— Какой же?

— Мэйпоула.

— Ты знаешь, где Джон?

— Скажем так: я знаю, где его найти.

Глава двадцать седьмая

Казалось, ночь выплеснулась из ствола шахты Хэнни, затопила шахтный двор, его постройки, навесы и копер, и теперь все это молчаливо стояло, будто погруженное в воду по самые облака. Не стучали железнодорожные вагоны, не звенели вагонетки, ползущие к верхней части сортировочного навеса, не грохотал сортируемый уголь, не переругивались между собой женщины, не было очереди вполголоса переговаривающихся друг с другом шахтеров перед клетью. Полные тишина и темнота резко контрастировали с оживлением на шахтном дворе по рабочим дням; сейчас же паровозы неподвижно, как мертвые, стояли на путях, а копер возвышался посреди теней незажженным маяком.

Из небольшой дверцы в верхней части машинного отделения подъемника, откуда выходили тянущиеся к вершине копра канаты, шел неяркий свет. Канаты висели неподвижно; клеть находилась внизу и, по всей вероятности, оставалась неподвижной на протяжении уже многих часов. Внутри отделения машинист подъемника сидел и смотрел на диск указателя вызова, а возможно, медленно прохаживался, чтобы не заснуть, вокруг огромной неподвижной машины, подмазывая клапаны и трущиеся части.

Из вентиляционного ствола, гонимый тягой, которую создавала расположенная на глубине в целую милю печь, вырывался воздух. Независимо от того, шла на шахте работа или нет, пламя в печи поддерживалось постоянно, в противном случае тяги бы не стало и вентиляция шахты прекратилась бы.

Возле печи работали двое, припомнил Блэар слова Бэтти, наверху тоже двое — машинист подъемника и, возможно, кочегар.