Роза

Гайоз Иванович получил из спорткомитета телеграмму отпустить Боброва с Метельским на тренировки сборной. Так же подтверждалось наше участие в летней поездке на Дальний Восток. В сочинском турнире трэнэр снизил игровое время игрокам основы. Дублёры отдувались по-полной. После игры с местным «Спартаком» завалились с Шуваловым в баню. А там армейский правый край Алексей Гринин отдыхает. Сели с пивком. Болтаем. Витёк то в хоккее – звезда, а в футболе только в классе «Б» за Челябинск гонял. Слушаем байки футбольного мастера:

– Нашей армейской атаке квартиры маршал Булганин подписал. Я, Бобров, Дёмин, Николаев, Федотов – все в одном доме живём.

– С деньгами как? Не обижают? – отхлебнув холодненького спрашивает Шувалов.

– Оклады и премии как обычно. А за первенство – пятнадцать тысяч… Три раза за четыре года. В этом году тоже возьмём. – бахвалится раскрасневшийся Гринин. Потом придвигается поближе и тихонько спрашивает: – А слыхали, как меня собака Геринга охраняла?

Крутим головами. Довольный армеец начинает рассказ:

– Ваш Василий Иосифович меня два дня на своей даче продержал. Всё уговаривал из ЦДКА к вам уйти. Собаку трофейную приставил охранять. Здоровенная скажу вам фашистская псина. (передёргивается, улыбаясь). Еле убежал через окно.

– Собаке досталось, наверное?

– Ну, не знаю. Генерал только подчинённым в пятак даёт… Животных жалеет.

Гринин отхлёбывает и продолжает:

– А про Бобра и маршала слышали? Ну так, Сёва, ходок по бабам ещё тот. К жене одного маршала ночью в спальню лазил, а муж-дедок усёк. Из пистолета в Бобра стрелял. Не попал… Это что?! Вот у Никанора, воротчика нашего жена чистая ехидна. Так на базе в Ленинских горах орёт на него, что у соседей уши закладывает. Аркадьев же разрешил жёнам с игроками на базе жить. Чтобы, значит, присматривали. Только не за всеми уследишь. Некоторые вот хитрые насчёт нажраться. Дёмина даже Мартышкиным прозвали. Нажрётся и хулиганит, но одиннадцатый номер от бога.

Напарившись, одеваемся. У Гринина традиционная модная кепочка. Заметив немой вопрос Шувалова, отвечает:

– У мастера в Столешниковом шьют… И нашим, и динамовцам. Там ещё вывеска «Кепи». Ну, что по соточке?

«Малопьющий» поддерживает, а я направляюсь в гараж местного дорожного треста.

На воротах дедок в штопанной гимнастёрке мне объясняет:

– Наська? Да вон проехала… Машину-санитарку таперича сдаст, и до свидания… На войну поедет. Дожили… Такие девки… Ей детёв рожать, а она…

Подхожу к машине. Настя уставилась на меня через стекло, не ждала, наверное. Я улыбаюсь, а она слезу собралась пустить. А ещё коммунизм едет устанавливать…

Пошли с ней искать комнату. Нашли быстро. Баба Дуся ждала курортников с мая месяца, поэтому мы выбрали лучшую комнату. В оплату входило трехразовое питание, быстро поужинав молоком с хлебом, мы удалились к себе.

За семьдесят лет я, как мне казалось, научился обращаться с женщинами. Настраивался на их волну, предугадывал желания. Настя, уверен, тоже знала, как обращаться с мужчинами. Но, мы почти весь вечер просидели держась за руку. Разговаривали, смеялись. Как только я пытался её обнять или поцеловать, она опускала глаза и шептала:

– Слишком светло…

В конце концов я повесил на окно пододеяльник, проверил закрытую дверь и в полутьме подошёл к своей пассии. Она безропотно встала, посмотрела мне в глаза и кивнула. До утра мы несколько раз пытались заснуть, но простое прикосновение вновь разжигало желание. Я вновь и вновь, как обнимает морская волна прибрежный камень, заключал её в объятия, шептал нежные слова и начинал обычные в этих случаях действа. Только вот в чём проблема – у обеих чуть ли не синхронно срывало крышу. Через какое-то время мы, запыхавшись, приходили в себя. И даже засыпали. Но, одно неосторожное движение, и всё повторялось вновь.

23 марта 1950 года.

Утром мне всё же удалось встать, не разбудив её. Приготовив омлет, нарезал хлеб для тостов. На раскалённую сковородку, налил немного подсолнечного масла. заранее приготовленные тосты разместил шкворчать под гнётом, придавив крышку раритетным утюгом. Хлеб – сливочное масло – сыр – хлеб. Переворачиваю прожарившеюся с одной стороны слойку. Баба Дуся, увидев, вышедшую умываться Настю, улыбнулась, и сказала:

– Касатик, ты хоть днём ей дай поспать…

Меня как магнитом тянуло к зачаровавшей девушке. И эти её знаки. То покажет сердечко из большого и указательного пальца, то скажет, что-то по корейски и посмотрит так, что сердце останавливается…

Попросил её из ковшика слить воду для умывания. Половину ковшика вылила мне в ладони, а остаток на доверчиво подставленную спину. Увернулась, рванула к столу и села гордо, как английская королева… Типа, готова к приёму пищи.

Глава 7