Роза Черного Меча

— Этот языческий ритуал не идет ни в какое сравнение с настоящей свадьбой, — вознегодовала она.

— Именно поэтому я и хотел бы обвенчаться в церкви. — Он встал, намереваясь подойти к Розалинде. — Возможно, если бы я рассказал тебе немного о себе…

— Нет! — задохнулась Розалинда, шарахаясь в сторону. При этом она постаралась, чтобы костер оставался между ними.

Черный Меч явно не шутил, он был совершенно серьезен, когда выдвигал свое нелепое требование — чтобы их обвенчали по-настоящему. Сердце девушки забилось чаще, и, когда Черный Меч снова сделал попытку приблизиться, потрясение Розалинды перешло в настоящую панику.

— Мне достаточно и того, что я уже знаю о тебе! Ты низкорожденный вор и… убийца!

Их разделяло пламя костра, и, освещенный этим пламенем, он казался Розалинде подлинным демоном, посланным, дабы превратить ее жизнь в ад: огромный и могучий, он обуздал на время свой лютый нрав, но от этого не стал менее опасным. А она… чем она могла защититься от него? Черный Меч снова улыбнулся, но уже холоднее и насмешливее.

— Скажите мне, леди Розалинда, — спросил он, с особенной издевкой признося это обращение, — что вас тревожит сильнее? То, что я, по вашему мнению, преступник, или то, что низкорожденный? — Так как девушка не отвечала, а только настороженно смотрела на него, Черный Меч продолжал:

— Будь я преступником благородного звания, вы снизошли бы к моему предложению? Или, быть может, окажись я низкорожденным, но честным, — вы сказали бы «да»?

Доведенная насмешкой до белого каления, Розалинда не стала ходить вокруг да около:

— Едва ли стоит об этом говорить, поскольку ни честностью, ни знатностью ты похвалиться не можешь. Лучше бы тебе удовольствоваться конем и мечом, потому что это самое большее, на что ты можешь рассчитывать!

И в этот полный напряжения момент Клив застонал, повернулся и, резко дернувшись, сел.

— Миледи?

На лагерь упала тишина. В неровных отблесках догорающего костра фигура каждого золотым ореолом вырисовывалась на фоне окружающей тьмы. Еда была готова, но никто к ней так и не притронулся. В костре треснуло полено, и с коротким шипением взметнулся вверх язык пламени. В лесу уже начали свою перекличку ночные птицы, вечерний ветер нес прохладу и придавал сил. Но самый воздух, казалось, потрескивал от нарастающей враждебности, столь чуждой и неуместной в этом мирной прохладе.

— Леди Розалинда?.. — снова вопросительно произнес Клив, переводя взгляд со своей госпожи на мужлана, что так угрожающе возвышался над костром. Лицо юноши посуровело, и, сделав отчаянное усилие, он ухитрился встать. — Что он задумал? — с подозрением спросил паж.

Розалинда мигом оказалась рядом и обняла Клива за плечи, помогая пошатнувшемуся юноше удержаться на ногах.

— Ну что ты, Клив. Все в порядке. А вот тебе нельзя вскакивать так резко, — добавила девушка самым обычным тоном, на какой оказалась способна. Она метнула выразительный взгляд, то ли требуя, то ли умоляя, чтобы Черный Меч в присутствии пажа вел себя осмотрительно.

Однако, когда тот, нахмурившись, решительным шагом двинулся к ним через поляну, Розалинда перепугалась, вообразив, что негодяй намеревается втянуть в их спор и больного. Но, к ее немалому изумлению. Черный Меч просто помог ей снова уложить юношу, вопреки его слабым протестам.

— Вот так и лежи, — коротко бросил он Кливу, а затем снизошел до объяснения:

— Твоя госпожа и я разошлись во мнениях насчет того, как лучше действовать дальше. Но, поскольку я — по ее просьбе — взял на себя заботу о вашем благополучном возвращении домой, я и оставляю за собой право решать, как это сделать. — Он мельком взглянул на Клива. — А сейчас предлагаю всем поесть, чтобы набраться сил: путь предстоит не близкий, и нужно пройти его, пока темно.

Столь разумные речи, казалось, несколько успокоили Клива, но сама Розалинда почувствовала, как двусмысленно они звучат, и едва удержалась от язвительного ответа. Но делать было нечего: не открывать же Кливу тайну ее постыдного союза с этим человеком. Не дай Бог, если Клив узнает о данном ею брачном обете. Возможно, она и сумела бы пресечь его попытки кинуться на защиту ее чести, но все равно ее постоянно преследовал бы страх: а вдруг Клив, при его-то вспыльчивости и несдержанности, проболтается еще кому-нибудь? А Розалинде больше всего на свете хотелось, чтобы об ее участии в обряде весеннего обручения не узнал никто, особенно отец. Значит, все случившееся нужно сохранить в тайне. Но если этот ужасный человек будет настаивать, чтобы она исполнила обет…

Даже вообразить такое было жутко.