Роза Черного Меча

Столь любезный ответ застал ее врасплох, и несколько мгновений она просто растерянно смотрела на него, а потом нахмурилась и отвела глаза.

— Я не дурочка. Не обращайся со мной как с ребенком.

— Слушаюсь, миледи, — ответил он столь же ровно и учтиво.

— Не смейся надо мной! — снова разозлившись, бросила она.

— А как, по-твоему, я должен с тобой держаться, Роза, чтобы тебе угодить? — парировал он, хотя теперь в его глазах сверкали более сильные чувства.

— Я… я твоя хозяйка, и ты должен держаться со мной почтительно. И я буду обращаться с тобой в равной мере хорошо. Просто работай с усердием, и в Стенвуде с тобой будут обходиться по справедливости.

Пока он обдумывал ее слова, его глаза не отрывались от нее.

— Разве сегодня я работал плохо?

— Нет, хорошо. Ты действительно хорошо поработал.

— Отсюда следует, что и ты должна со мной хорошо обращаться.

— Но с тобой хорошо обращаются. У тебя есть место для ночлега. У тебя есть еда…

— Это способно удовлетворить лишь две из четырех потребностей мужчины, — напомнил он ей одну из их прежних бесед. — Остается еще кое-что. Речь идет о моей свободе. И о моей женщине, — добавил он спокойно. Затем, прежде чем она смогла достойным образом ответить на его наглые слова, он продолжил:

— Приди в мою постель, милая женушка. Хотя я и позволил тебе потянуть время, это не помешает нам снова насладиться друг другом.

На этот раз Розалинда подскочила как ужаленная. Слова, произнесенные самым ровным тоном, окатили ее огненной волной, и она почувствовала, как в ней самой зарождается предательский жар.

— Ты… ты… — Она безуспешно искала подходящий ответ. — Ты обезумел!

— Обезумел от желания.

— Под… подлый негодяй!

— Ты моя жена.

— Отвратительный… отвратительный…

— Я не был тебе отвратителен. Роза. Сколько бы ты ни старалась теперь убедить себя в этом, но в минуты нашей близости ты испытывала что угодно, но не отвращение.

— О-о! — Розалинда не в силах была слушать это дальше. Она качнулась назад, повернулась и была уже готова кинуться в бегство, только бы не видеть его слишком проницательных глаз. Но он схватил ее за руку и удержал. Даже его слова приводили ее в смятение, но этот властный жест вообще лишил ее способности мыслить здраво. Широко открытыми, как у лунатика, глазами она смотрела на него, не способная даже скрыть свои чувства.

— Твои волосы должны быть свободными, — тихо проговорил он. — Свободными, чтобы рассыпаться по плечам; свободными, чтобы скользить у меня между пальцами. — Он привлек ее поближе, и в этот миг для Розалинды перестало существовать все: замок, отец, мысли о том, что он ей не ровня.

— Приди ко мне ночью, — настойчиво попросил он, обвив одной рукой ее шею.

И тут она почувствовала, что полотняный платок соскользнул у нее с головы и волосы непокорным потоком хлынули вниз. Эрик шумно вздохнул и погрузил руки в волшебный темный водопад. Но она была слишком растревожена, чтобы еще хоть на секунду продлить это объятие.

— Не… не надо… — прошептала она, пытаясь вырваться из-под власти завораживающего тепла его рук. — Кто-нибудь может увидеть…

Она внезапно смолкла, устрашенная тем, что ей пришел в голову только такой жалкий резон. Она должна была сказать совсем другое. Но под неотрывным взглядом этих зовущих глаз все доводы рассудка вылетели у нее из головы. А ведь следовало бы сказать, чтобы он не распускал руки. Следовало бы поставить его на место. Следовало бы возмутиться уже тем, что он посмел предложить ей такое… Но слова не шли с языка. Сердце бешено колотилось в груди, и все, что смогла Розалинда, — это отступить на шаг, повернуться к Эрику спиной и удалиться, с трудом передвигая ноги.

Вскоре она уже была у себя в комнате, заперла дверь на засовы, убедилась, что ставни плотно закрыты, и, забравшись в постель, задернула полог так, чтобы не оставить ни малейшего просвета. Но ничто не помогало. Словно некая невидимая сила тянула ее к нему, и не было у нее защиты против этой силы.

Силы, которая тянет сердце к сердцу.

Нет, не так, резко одернула она себя. Не стоит кривить душой. Честнее было бы сказать: лоно к лону.

Сочтя себя виновной в столь страшном грехе, она вскочила, всхлипнула, снова выбралась из постели и рухнула на колени, не замечая, как тверды и холодны камни пола.

— Я признаюсь в грехе похоти, — шептала она, молитвенно воздев руки. — Я признаюсь в грехе похоти, я тоскую по человеку, который должен быть мне противен. Господь всемогущий, помоги мне! Милосердный Иисус, сжалься надо мной! Пречистая Дева, умоляю тебя…

Долго и усердно молилась Розалинда, взывая ко всем святым, которые могли бы снизойти к ее мольбам, но она опасалась, что призывы к небесным заступникам останутся без ответа. И утешения она от них не дождется.

16

Время летело слишком быстро. Но иногда казалось, что оно ползет, как улитка.