Роза Дюруа

— В отличии от тебя у меня нет дружков, у меня есть друзья! Это понятно?!

— Не сказал ли тебе этот твой друг, что моего воздыхателя зовут Пабло? И еще! Не напел ли тебе этот твой сраный друг…

— Как ты смеешь!..

— А как ты смеешь подозревать свою жену в измене! Если ты такой ревнивый, ступай к врачу! Говорят, ревность признак шизофрении!

— Однако в каком университете тебе удалось почерпнуть столь передовые знания?

— В книге «Психология женщины»!

— Так это про вас, женщин!

— Повторяю! Ревность это твоя проблема!

— Да, моя! Поэтому что я ответствен за тебя! И… за ребенка, который… является… моим.

Нерешительность, с которой Рикардо произнес конец фразы, взбесила Розу:

— Не твой он!

Рикардо побледнел.

— Ах так…

— Этот ребенок от тебя, но не твой он! А мой! Мой! Мой…

Роза теряла сознание, она понимала это и боялась упасть. Сделала несколько шагов в сторону двери и — рухнула на ковер.

Рикардо бросился к жене, поднял ее и понес в ее комнату.

Еле слышно Роза прошептала.

— Тебе не стыдно? — И, закрыв глаза, добавила: — Этот «воздыхатель» Пабло мой брат…

— Дева Гваделупе! Что с ней? — закричала Томаса, увидев Розу на руках у Рикардо.

— Проследите за тем, как она дышит, а я вызову машину «скорой помощи.

ГЛАВА 5

Верная Леопольдина в мельчайших подробностях пересказала Дульсине жаркую ссору Розы и Рикардо.

Ее излюбленным местом для фиксирования происходивших в кабинете бесед была вторая дверь, выходившая в полутемный коридорчик, который вел к туалету.

Она всегда узнавала вовремя отпрянуть и, метнувшись в туалет, тихо запереться там, да еще спустить для отвода глаз воду.

Этот маневр был доведен ею до совершенства.

Место с акустической точки зрения было идеальным. Впрочем, острый слух шпионки никогда не подводил, даже если ей приходилось «работать» на известном расстоянии. Можно было с уверенностью сказать, что все звуки дома стекаются в ее уши, чуть оттопыренные, но красивые.

Лишь изредка Леопольдина вспоминала ту пору, когда счастливой девчушкой носилась по холмам в своей родной деревне.

Видя ее в постоянном черном облачении, никто не мог бы предположить, что была она в ту пору веселой хохотушкой, пятой дочерью в семье неудачливого фермера-ранчеро.

Обыденная сельская жизнь рано наскучила ей. А в иную жизнь вступила она, когда ее лишил того немногого и невосполнимого, что есть у всех женщин от рождения, сын лавочника Клементе.

Ей ничуть не было стыдно, когда она вспоминала, как отдала самое свое большое богатство за большущую плитку шоколада, с которой все и началось. Смазливый красавчик Клементе, подарив ей эту плитку, пообещал дать еще одну, но, разумеется, не в лавке, а в овраге за выпасом.

Он был аккуратным, этот Клементе, и захватил с собой подстилку, которую разостлал в густой заросли дрока. Леопольдина не сопротивлялась, она была с детства любопытна. Позволила себя раздеть и сделать с ней то, что так тупо делали кони и быки с лошадьми и коровами.

Небольшую боль она зажевала шоколадом.

Предусмотрительный Клементе обтер ей измазанные шоколадом губы и попросил никому ни о чем не рассказывать. Она была сметлива и сама понимала, что дома, если там прознают о ее шоколадном похождении, ей не поздоровится. Девственность была ее единственным приданным.

Когда Клементе сказал ей, что через неделю снова принесет плитку шоколада, она быстро вскинула руку с двумя раздвоенными пальцами, что значило не «Victoria», а «Принесешь две плитки».

На семи плитках Клементе «сломался»…

Жизнь в Мехико, куда она сбежала с братом Клементе, веселым пожарным, прибывшим на побывку, не сложилась. Но однажды ей повезло — она нанялась служанкой в дом Линаресов, где и проработала честно и верно, время от времени уважительно отдаваясь умершему вскоре главе семейства.

Когда это было!.. Да и было ли? «Вряд ли!» — сказал бы любой при виде облаченной во все черное Леопольдины…

— Я слышала крики, — сказала Дульсина. — Значит, они изрядно повздорили?

— Причем Рикардо кричал на нее, хотя она сообщила, что ждет ребенка!

— Мой брат умный человек. И у него есть все основания сомневаться в том, его ли это ребенок…

— Неужели вы думаете, что…

— А ты сомневаешься?

— Встречаться в тавернах, в парке Чапультепек со всяким отребьем! Нет, простолюдинка простолюдинкой и останется!

Леопольдина засопела.

Дульсина знала за ней эту особенность, которая выдавала ее любопытство, неудовольствие или лживость. Если Леопольдина, сказав, что-то, посапывала, значит, утаивала какую-то мысль. Сама Леопольдина знала за собой этот недостаток, но ничего поделать с собой не могла.

Дульсина угадала причину сопения — Леопольдину уязвило ее пренебрежительное мнение о «простолюдинках», одна из коих стояла перед ней.

— Конечно, ее родила Паулетта, женщина из хорошей семьи, хотя и от шофера. Но жизнь в трущобе усугубила ее предрасположение к грубости. — Она выдержала паузу, чтобы польстить Леопольдине. — В то же время известно, что нищие становятся принцами, когда общаются с благородными людьми…

Леопольдина удовлетворенно покашляла.