Роза для бессмертного принца

— Мальчики обычно не выживают. Это сказано у Альвенца. Женское тело лучше адаптируется. Проверь частоту пульса.

— Все так, как должно быть. Альвенц в своем трактате сказал: «И дыханьем согреет ладонь, если поднести ее близко. И тело невидимый выжжет огонь. Но сердце продолжит биться». Значит, первая стадия прошла успешно. Тело продолжает жить. Сердце продолжает биться и дыхание не прекращалось. Все-таки нам повезло. Мы его неплохо подлатали. У Дилерии, в том отрывке, что у нас есть, сказано, что тело должно быть как «выеденное яйцо». То есть отсутствие «айдоса» в телесном воплощении достигается путем страшных пыток, губящих душу и разум, смертельно не повреждая тела. У нас тело готовое. Откуда, кстати?

— Из поселка на границе. День везли.

— А что с ней? Чумная?

— Не знаю. Досталась почти даром. Я сказал, что тел нужно для экспериментов. Пока приценивался, пульс прощупал. Сердце бьется. Заплатил, все, что затребовали. Ты посмотри, в каком оно состоянии!

— Грязненькое, в крови. Одежда — лохмотья… Нищенка или побирушка.

— Сколько ей лет?

— Примерно пятнадцать.

— Лучше бы мальчика. Дилерия занималась мужчинами. Там намного проще. Сколько времени пройдет, прежде чем мы увидим результат?

— По Дилерии: «Оное тело лежало недвижимым о трех дней. О третий день тело конвульсировало». У Альвенца тело «ожило» через час.

— Зачитай еще отрывок из Альвенца… Там, где изъятие «айдоса» описано! Мне кажется, что мы что-то сделали не так…

— Это? «Сим оболочку заклинаю…»

— Нет, раньше.

— Тихо! У него палец шевельнулся! Вот, шевелится! Альвенц был прав!

— Дилерия писала, что все ее экземпляры были слабоумными. Их приходилось держать в клетке. Принесите ошейник. На всякий случай… Обмотайте его тряпками. Тело не должно повреждаться. Оно очень плохо переносит кровотечения… Наденьте ему на шею петлю.

Кто-то приподнял голову и снова положил, предварительно чем-то щелкнув. И сразу затылок почувствовал что-то болезненно неудобное. Чья-то рука коснулась груди, и захотелось съежиться и спрятаться.

— Держите ему руки! Повязку на глаза!

Знобило. Зубы стучали, и руки сами вцепились в странную штуку на шее. Рывок. Еще рывок!

— Держите руки! — прошипел кто-то, ложась всей тяжестью на тело. Руку схватили за запястье и стали прижимать к столу. На второй уже сомкнулись чьи-то пальцы и ее тянули в другую сторону. Прикосновения этих людей вызывали страшную боль. Стоило им дотронуться до руки, как руку тут же обжигало. Когда боль стала невыносимой, девочка почувствовала, что теряет силы и куда-то падет.

Когда она открыла глаза и вокруг была тьма. Кисти рук затекли, и ребенок попытался ими пошевелить, но их держало что-то по разные стороны от тела. Ноги тоже не слушались. Она висела, словно распятая в кромешной темноте. Темнота и тишина. Нет ничего страшнее. Ослепла! Чьи-то шаги. Топ-топ-топ… Далеко. И снова тишина. Что все это значит? Мир тишины и холода. Снова темнота. Я — это я. Я — это…

* * *

Она не услышала, как открывается дверь.

— Я — это я, — твердило что-то в беззвездной темноте сознания.

А потом был странный шорох и руки освободились одна за другой. Но пальцы не сгибались, и руку было трудно даже приподнять. Ноги стали свободными через мгновенье, и тело медленно и бессильно соскользнуло на холодный пол.

Странный шорох. Она не слышала, чтобы кто-то ходил рядом, но чье-то глубокое дыхание было совсем близко. Прикосновение к щеке не принесло боли. Грязненькая девочка с завязанными глазами сглотнула и застыла, стараясь не дышать. Чьи-то тонкие, холодные пальцы скользнули к ошейнику и сломали его, словно он был сделан из сухого дерева.

— Ты меня понимаешь? — прошелестел мужской голос в тишине.

— Да… — голос девочки на некоторых нотах отдавал в небольшую хрипоту, словно был сорван.

— Как тебя зовут, прелесть моя? — тихо и нежно спросил голос.

— Я… не…

— Не помнишь своего имени? — в голосе не было удивления, скорее смесь искреннего сожаления и сочувствия.

— Имя? — девочка шевельнула губами, очевидно пытаясь найти ответ на этот странный вопрос.

- Я сейчас сниму тебе с глаз повязку. Только ты пока прикрой их, а то будет неприятно. Ладно?

Теплые руки скользнули по волосам, и повязка перестала давить. Но открыть глаза ей было страшно.

— Потихоньку… Потихоньку… — кто-то нежно гладил голову и шептал на ухо.

Сначала тонкая щель света. Девочка распахнула глаза, и тут же всхлипнула, зажмурившись:

— Больно…

Она щурила глаза, открывая их осторожно, а когда открыла полностью, дыхание ее перехватило.

Сначала был свет. Кроме него в этом мире не было ничего. А потом в мягком сиянии стало вырисовываться лицо. Оно было невероятно красивым. Казалось, все сверкающие на солнце пылинки, что витали в воздухе, были созданы для того, чтобы подчеркнуть золото вьющихся волос, а падающий из окна свет отражался в дивных глазах. Они были двухцветные. У самого зрачка рисунок алым солнцем расходился в голубое небо, и влажный светлый блик плыл маленьким облачком. Дивные, дивные глаза. Полные, красивые губы улыбались, а на щеках были видны ямочки.