Роза и кинжал

– Мы с Тариком Имраном аль-Зийядом пришли к некоему взаимопониманию, – после длительного молчания отозвался он, поплескав водой себе в лицо и на шею, потом поднял крышку небольшой деревянной шкатулки, стоявшей возле таза, и насыпал на ладонь смесь толченой мяты и соляных кристалликов, чтобы почистить зубы.

– Значит, мне не нужно волноваться?

– За сына эмира аль-Зийяда говорить не могу, – медленно проронил Халид, наконец оборачиваясь и встречая взгляд жены, – но за меня – нет, не нужно. Обещаю.

Последнее слово повисло в воздухе, обремененное смыслом, весомое, почти осязаемое.

Шахразада медленно выдохнула.

Халид не станет искать способ покарать Тарика за случившееся прошлой ночью. И, кажется, не затаил скрытой обиды за покушение на себя, приведшее в итоге к ранению Шахразады.

Она снова ощутила возрождение робкой надежды на примирение, о котором мечтала возле костра, и, цепляясь за новообретенное настроение, тихо спросила:

– Значит, не позволишь мне отвезти тебя обратно в Рей?

– Нет, – отрезал Халид и не проронил больше ни слова, пока не завершил омовение.

– Хотелось бы мне, чтобы ты был менее упрямым, – раздраженно сморщив нос, заявила Шахразада.

– А мне бы хотелось, чтобы ты не пыталась меня защитить, заслоняя своим телом от стрелы, как сделала прошлой ночью, – вытирая подбородок, отозвался Халид с легким неудовольствием. – Но желания исполняют только джинны, а в них верят лишь глупцы.

«Он же не может всерьез сердиться на меня за попытку его защитить?» – мысленно возмутилась Шахразада, вслух же уведомила:

– Я ведь не специально подставилась под стрелу, так что не смей на меня за это злиться! Поверь, в мои планы отнюдь не входило…

– Я знаю, – мягко прервал Халид, опускаясь перед ней на колени и кладя ладони на кровать по обе стороны. – И не собирался утверждать иное. Однако… – Он осекся и с внезапной уязвимостью на лице продолжил: – Пожалуйста, не делай так больше. Я не вынесу, если снова придется смотреть, как ты страдаешь.

– Я… – выдавила Шахразада, при виде боли в глазах Халида чувствуя, что к горлу подкатывает ком, мешая говорить, а в сознании всплывает воспоминание о мальчике, вынужденном наблюдать за гибелью матери.

– Ты хоть знаешь, насколько близко к сердцу прошла стрела? – прошептал Халид, положив ладонь на шею Шахразады и проводя большим пальцем по ее щеке. – Насколько близко ты была к мгновенной смерти?

– Если бы я тебя не оттолкнула, то погибнуть мог уже ты, – упрямо возразила она, накрывая руку Халида своей, прижимая к себе.

– Лучше я, чем ты.

– Если желаешь знать, поступлю ли я еще раз подобным образом, то ответ – да! Без колебаний.

– Шази, нельзя, – его слова звучали приглушенно, резко. – Пообещай никогда так больше не делать.

– Не могу. И не желаю. Пока я жива, буду стараться защитить тебя. Как ты когда-то сказал: если стоит выбор между тобой и мной, то для меня решение очевидно.

– Хотелось бы мне, чтобы ты была менее упрямой, – повторил ее слова Халид, тяжело вздохнув, и опять провел пальцем по щеке, в глазах же промелькнуло какое-то затаенное чувство.

– И кто ты тогда – джинн или глупец? – улыбнулась Шахразада.

– Глупец. Как и всегда, когда дело касается тебя.

– Наконец-то ты в этом сознался.

– По меньшей мере дважды, – криво усмехнулся Халид. – Но только тебе.

Шахразада обхватила обеими ладонями его лицо и нащупала отросшую щетину, когда ласково пробежала пальцами вдоль линии челюсти.

Халид закрыл глаза.

Время сейчас было неподходящим. Увы, как и всегда.

Но это не имело значения.

Даже действие лечебных отваров не затушило огонь в крови Шахразады. Она притянула Халида к себе, целуя, пробуя на вкус мяту, воду и все, чего так отчаянно жаждала в минуты одиночества. Он пах пустыней под палящим солнцем и слегка – сандаловым деревом. Столичный дворец и бесконечные пески бедуинов сочетались в безупречной гармонии.

Прикосновения Халида напоминали шелк на металле, одновременно обжигая и вызывая дрожь. В поцелуях идеально соединялись мягкость и настойчивость. Ничем не сдерживаемые, такие знакомые.

Когда Шахразада попыталась притянуть Халида к себе еще ближе, он действовал осторожно. Слишком осторожно. Она же, как всегда, хотела большего, а потому сжала в кулаке ткань позаимствованной рубахи, без слов давая знать о своих желаниях.

Халид отстранился, молча обхватил лицо Шахразады ладонями.

– Ненавижу саму мысль, что тебе придется возвращаться без меня, – вздохнула она, проклиная свое ранение.

– А мне ненавистна мысль, что придется оставить тебя здесь. Оставить среди… всего этого хаоса, – лицо Халида омрачилось.

Внезапно в памяти всплыло еще одно дело, требовавшее внимания.

– Где книга отца? – Шахразада обвела глазами шатер, пытаясь обнаружить причину стольких смертей и разрушений.

Халид нагнулся, достал из-под кровати небольшой сверток, который сестра прижимала к груди на встрече возле колодца, и тихо ответил:

– Прошлой ночью Ирса отдала фолиант мне, и я спрятал его в пределах досягаемости вместе с шамширом и кинжалом.

– Ирса? – переспросила Шахразада, улыбаясь на столь дружеское обращение. – Это она разрешила так себя называть?