Роза и крест

По заключению врачей, до сильнейшего стресса, вызванного уходом мужа, Волошина страдала определенной формой эпилепсии — обследование выявило эпилептический очаг в ее мозге. Под влиянием последних событий болезнь резко прогрессировала. В результате в состоянии помутнения рассудка Волошина явилась в загородный дом, где в последнее время Максим Волошин проживал с беременной сожительницей, и совершила два первых убийства, что еще более усугубило ее психическое состояние.

Согласно показаниям свидетелей, незадолго до убийства Евгения Заславского Волошина имела разговор с Миленой Соболь. Встреча их произошла случайно в художественной галерее «Фрида», куда Милена приехала, чтобы присмотреть очередную картину для своего огромного загородного дома. Волошина и Соболь были шапочно знакомы, так как вращались в одной среде и несколько раз пересекались на светских мероприятиях. Соболь слыла дамой общительной, непосредственной и несколько навязчивой, поэтому без колебаний начала с Волошиной разговор. Вероятно, потерянный вид Волошиной, а также слухи о том, что от нее ушел муж, который уже давно, не стесняясь, демонстрировал всем свою новую избранницу, сподвигли Соболь на то, чтобы настойчиво порекомендовать Волошиной своего психотерапевта Заславского.

На первый прием к Заславскому Волошина явилась как раз перед приступом фуги, в результате чего профессора постигла смерть. Следующей жертвой брошенной жены стала сама Соболь. Из показаний подсудимой и сотрудников галереи следует, что после упомянутой встречи Соболь стала наведываться в галерею, чтобы снова увидеться с Волошиной; как выразились по этому поводу свидетели, «Соболь набивалась к Волошиной в подружки». Либо Соболь из искренних побуждений хотела поддержать Волошину, либо просто была падка на чужое горе и любила муссировать переживания других под предлогом дружеской беседы. В день смерти Соболь вновь встретилась с Волошиной и пригласила ее в свою съемную квартиру для девичьих посиделок. Там Соболь, видимо, завела очередной утешительный разговор, который не исключал передачи последних сплетен о нынешней жизни бывшего мужа «подруги», наставлений типа «мужчина, как трамвай — ушел один, придет следующий» и прочих советов. По версии психиатров, поскольку психика Волошиной отчаянно блокировала губительное знание об уходе мужа и подсудимая жила в иллюзии, что муж просто уехал в долгую командировку, разговоры Соболь спровоцировали у Волошиной вспышку раздражения и ненависти, которая обернулась очередным приступом. В итоге Соболь была безжалостно убита.

Последующее убийство Владилена Сидорова вполне объяснимо. Фрида всю свою жизнь ненавидела человека, который когда-то совершал по отношению к ней насильственные действия сексуального характера. Поскольку эта травма была для Волошиной очень сильной, ее психика на многие годы блокировала память об этих событиях, и в нормальном состоянии сознания Фрида едва ли могла вспомнить своего бывшего соседа. Однако ее подсознание, безусловно, хранило информацию о пережитом, поэтому во время очередного приступа Волошина жестоко расправилась с ним.

Еще один приступ с Волошиной случился, когда она в очередной раз встретилась с Мирославом Погодиным, который чудом остался жив.

Под влиянием определенной оккультной литературы, которую подсудимая давно и углубленно изучала, убийства, совершенные ею, обретали ярко выраженную мистическую окраску. Однако какой именно смысл она вкладывала в свои действия, пока было известно лишь ей самой. Поскольку Волошина во время разбирательств находилась в невменяемом состоянии, ни следователи, ни врачи не смогли докопаться до ее истинных мотивов.

Тем не менее в виновности Фриды сомнений не было. Кровь на картинах, орудие убийства, приобщенные к делу улики, нападение на Мирослава Погодина — все неопровержимо доказывало ее вину.

Сама Волошина обвинений, казалось, не понимала и не принимала. Она ничего не подтверждала, но и опровергнуть тоже не могла. После задержания Фрида села в позу лотоса в центре своего второго мира (который снова поблек и омертвел), слушая ветер, глядя на горизонт. В ходе судебного разбирательства до ее сознания моментами долетали вырванные из контекста слова и фразы, произносимые в мире реальном, но она не могла вплести их в логическую канву. Громче, четче других прогремело в ее мире слово «Мразь!», сказанное во время процесса ее же тестем, отцом Максима. Бледный, он сидел, сгорбившись, в нескольких метрах от нее в зале суда и смотрел куда-то в пол.