Роза и Тис. Дочь есть дочь. Бремя любви. Рассказы

— Боюсь, что я не очень хорошо говорю по-английски… Но нет времени, чтобы терять. Совсем нет! К мистеру Гэбриэлю я прошу вас пойти. Он очень болен. Скоро, очень скоро он умирает. И он просит вас… Так что к нему вы должны идти. Сразу!

Я с недоумением смотрел на нее. Откровенно говоря, я подумал, что она сумасшедшая. Имя Гэбриэл мне ничего не говорило, отчасти, наверное, из-за ее произношения. Оно совсем не было похоже на Гэбриэл. Но, даже произнеси она это имя правильно, вряд ли оно вызвало бы у меня воспоминания. Все это было так давно! Прошло, пожалуй, лет десять с тех пор, как мне в последний раз приходила в голову мысль о Джоне Гэбриэле.

— Вы говорите, кто-то при смерти? Кто-то — э-э… кого я знаю?

Она с упреком посмотрела на меня.

— Ну да! Вы хорошо его знаете, и он просит вас.

Она говорила с такой уверенностью, что я стал напрягать память, стараясь понять, какое же имя она произнесла. Гэйбл? Гэлбрайт? Я знал горного инженера Гэлбрайта. Правда, знал совсем немного, и казалось совершенно невероятным, чтобы он на своем смертном одре пожелал меня видеть. И все-таки сила характера Кэтрин не дала мне ни на минуту усомниться в правдивости ее слов.

— Как вы сказали? — переспросил я. — Гэлбрайт?

— Нет-нет! Гэбриэл. Гэбриэл!

На этот раз я правильно расслышал имя, но оно почему-то вызвало ассоциацию лишь с архангелом Гавриилом с большими крыльями. Этот образ вполне гармонировал с обликом Кэтрин Югобиан. В памяти отчего-то возникла композиция на тему «Благовещания» кисти итальянских мастеров раннего Возрождения, с коленопреклоненной женской фигурой на заднем плане. Было в ней то же своеобразное сочетание простоватости черт с выражением истовости.

— Джон Гэбриэл, — снова повторила она настойчиво, упрямо.

Тогда я понял!

И все вспомнил. Я почувствовал головокружение и легкую тошноту. Сент-Лу… старые леди, Милли Барт, Джон Гэбриэл с его небольшим, уродливым подвижным лицом и привычкой покачиваться на каблуках; Руперт, высокий, прекрасный, как юный бог… И конечно, Изабелла.

Я вспомнил последнюю встречу с Джоном Гэбриэлом в Заграде и все, что там произошло. И почувствовал, как во мне поднимается багровая волна гнева и отвращение…

— Значит, умирает?! — в бешенстве воскликнул я. — Рад это слышать!

— Простите?

Есть такие вещи, которые просто невозможно повторить, когда кто-то вот так вежливо вас переспрашивает, взгляд Кэтрин Югобиан был абсолютно недоуменным. Я только переспросил:

— Вы говорите, он умирает?

— Да. У него боли, ужасные боли…

Ну что ж, это я тоже был очень рад услышать. Никакие страдания Джона Гэбриэла не могли искупить того, что он сделал. Но я не мог высказать все это женщине, которая явно была его преданной почитательницей.

«Что в этом типе неизменно привлекало к нему женщин? — с раздражением думал я. — Уродлив как смертный грех. Претенциозен, вульгарен, хвастлив. Правда, по-своему неглуп и при определенных обстоятельствах, а именно, стесненных, был хорошим собеседником. Не лишен юмора. Однако нельзя сказать, что хоть одно из этих качеств особенно нравится женщинам».

Кэтрин прервала мои размышления.

— Вы пойдете, пожалуйста? Скорее! Времени терять нельзя.

Я наконец взял себя в руки.

— Дорогая леди, — сказал я, — мне очень жаль, но я не могу пойти с вами.

— Но он просит вас, — настаивала она.

— Я не пойду.

— Вы не понимаете. Он болен. Умирает. И он хочет вас видеть.

Я приготовился к бою. Теперь я начал понимать то, что Парфитт понял с первого взгляда: Кэтрин легко не сдается.

— Вы ошибаетесь, — сказал я. — Джон Гэбриэл никогда не был моим другом.

Она энергично закивала головой.

— Ну да… ну да! Он читал ваше имя в газете. Там говорят, вы здесь как член Комиссии, и он говорит, чтоб я узнать, где вы живете и привести вас. И пожалуйста, вы должны идти быстро… очень быстро… потому что доктор говорит, теперь очень скоро. Так что вы пойдете сразу, пожалуйста!

Я решил быть откровенным.

— По мне, так пусть он сгорит в аду!

— Простите?

И с беспокойством посмотрела на меня, морща длинный нос и пытаясь понять.

— Джон Гэбриэл, — медленно и четко произнес я, — мне не друг. Он человек, которого я ненавижу… ненавижу! Теперь вы понимаете?

Кэтрин удивленно мигнула. Мне показалось, что она наконец начала понимать.

— Вы говорите, — произнесла она медленно, как ребенок, который повторяет трудный урок. — Вы говорите, что вы ненавидите Джона Гэбриэла? Пожалуйста, вы так сказали?

— Совершенно верно, — подтвердил я.

Она улыбнулась… Такая улыбка хоть кого могла бы вывести из себя.

— Нет-нет! — сказала она снисходительно. — Это невозможно. Никто не может ненавидеть Джона Гэбриэла. Он великий… он очень хороший человек. Все, кто его знает, все мы охотно умрем за него.

— Милостивый Боже! — воскликнул я раздраженно. — Что он такого сделал? Почему это все готовы умереть за него?!

Ну что же, я сам напросился! Кэтрин забыла о срочности своей миссии. Она села, отбросила со лба прядь жирных волос, глаза ее горели энтузиазмом. Она открыла рот, и хлынули слова…