«Роза» Исфахана

— Ваши клятвы не интересуют верховных мулл, Сухраб. Послушайте меня, коллега, это важно… — Джин сделала знак, что хочет приподняться, и Нассири помог ей сесть. Джин перешла на шепот: — Раз ваше правительство отказывает больным в помощи, я готова договориться со своим руководством о предоставлении вам всех необходимых препаратов. Но поскольку служба безопасности наверняка воспрепятствует помощи нашей миссии в лечении ваших больных, последним не остается ничего другого, как только просить убежища на территории Швейцарии. То есть здесь, на территории миссии Красного Креста. Мы их непременно вылечим, обещаю, однако, как вы понимаете, и для лих самих, и для их семей такое решение будет равнозначно эмиграции, и вернуться в Иран они больше не смогут. Разумеется, это будет означать конец деятельности на территории Ирана и нашей миссии, но к такому повороту мы всегда готовы. К тому же рано или поздно тегеранским муллам всё равно придется обратиться к нам за помощью, я в этом не сомневаюсь. Международный Красный Крест — солидная и уважаемая организация, отлично зарекомендовавшая себя во всем мире. — Джин сделала паузу. Через мгновение очень серьезно продолжила: — Вам придется подумать и о себе, Сухраб. Если решите продолжить участие в спасении пострадавших от радиации людей, вам скорее всего тоже придется эмигрировать. Либо — отойти в сторону и смириться со смертью всех сорока пациентов, имена которых будет запрещено потом произносить вслух даже родственникам. В том числе смириться со смертью пошедшего на поправку юного Али Агдаши, — она бросила красноречивый взгляд на розы и заключила: — Словом, вам есть о чем подумать, дорогой коллега. Что же касается меня, вы можете рассчитывать на мою помощь хоть здесь, на территории нашей миссии, хоть в Швейцарии, хоть в любой другой европейской стране.

— Я уже говорил вам, Аматула, и осмелюсь повторить еще раз, — Нассири снова взял её руку, его темные глаза увлажнились, — вы — истинный ангел! Вы для меня больше, чем просто коллега. Вы для меня светлый ориентир в той бесконечной и душной темноте, в которой я блуждаю последние двадцать лет. Я ведь тоже родился и вырос при шахе, ханум. Образование получил в Лондоне. Практику проходил в клинике Виктории. Потом несколько лет отработал в США, в госпитале Нового Орлеана. Когда увидел однажды по телевизору, каким разрушениям он подвергся при урагане, даже сердце защемило. Словно вместе с госпитальными крышами той океанской водой смыло и мое прошлое, которым я всегда дорожил. И тогда я запретил себе думать и вспоминать о нем, каким бы прекрасным оно ни было… — Доктор вздохнул, помолчал немного. — В Иран я вернулся перед самой революцией, ханум. Хотел приносить пользу своей стране и как-то незаметно поддался царящим здесь новым настроениям. Потом не раз сожалел об этом, чего уж там скрывать… Но вслух признаюсь в этом впервые. И только вам, Аматула. Вы правы, мне есть о чем подумать, но дать ответ сразу я не могу, простите…

— Да я и не тороплю вас, Сухраб, — мягко улыбнулась ему Джин. — Хочу просто, чтобы вы всегда помнили: я — на вашей стороне. И не я одна. Уж на поддержку Международного Красного Креста вы можете рассчитывать совершенно точно.

— Благодарю вас, Аматула, — признательно кивнул Нассири. И сменил тему: — Как вы, кстати, себя чувствуете? — он перевел взгляд на её забинтованную руку. — Я ведь, собственно, приехал, чтобы успокоить вас. Внимательно осмотрев ожог, пришел к выводу, что омертвел только верхний слой кожи. Зато нижние слои сохранились, и пересадки кожи, я уверен, не потребуется. Всё затянется само собой, просто на процесс заживления тканей уйдет недели две-три, не меньше. И, конечно же, во избежание появления язв необходимо пройти курс профилактических процедур…

— Да я уже и сама поняла, что ожог поверхностный, — довольно улыбнулась Джин, — и что поражение тканей неглубокое. Поняла по той боли, которую испытывала. Очень сильная боль, надо сказать, — поморщилась она. — А с другой стороны, мы же знаем с вами, Сухраб, что боль — это хороший признак. Это значит, что организм борется. Отсутствие же боли свидетельствовало бы о том, что ожог прошел насквозь и поразил нервные окончания. С пораженными нервными окончаниями боли обычно не чувствуешь.