— Ты сердишься, что я без твоего разрешения замолвила за тебя словечко своему шефу? — спросила Джин. — Не хочешь иметь с ЦРУ никаких дел? Предпочитаешь пустить себе пулю в лоб или сгнить в одном из подвалов тегеранской тюрьмы?
— Возможно, над моим сознанием довлеют психологические комплексы, — задумчиво проговорил Лахути, — но ты как врач должна меня понять. Все последние двадцать лет мне усердно вдалбливали в голову, что ЦРУ — это наш самый страшный враг, и даже мысль о сотрудничестве с ним — не говоря уж о самом сотрудничестве! — равносильна предательству родины. Людей, идущих на это, называют отступниками не только режима, но и самого Аллаха.
— А Аллах-то тут причем? — недоуменно воззрилась на него Джин. — Все эти заявления — всего лишь один из методов психологического подавления личности, не более. В Соединенных Штатах, например, ни ЦРУ, ни ФБР не борются с религиозными учениями. Они борются с преступниками, прикрывающимися этими учениями, а это совсем другое дело. Борются с фанатиками, взрывающими мирных граждан в поездах, в самолетах, на вокзалах. С террористическими организациями, использующими ислам для достижения политических целей. Но против самого Аллаха и тех, кто в него верует, ЦРУ с ФБР ничего не имеют. А террористом, как известно, может стать каждый, не обязательно приверженец ислама. Террористом может быть и христианин, и буддист, и атеист, и агностик… кто угодно. Мешать всех в одну кучу выгодно лишь тем, кто боится правды. И тем, кто не хочет, чтобы в Иране знали правду об Америке, то есть хомейнистам. Вот они-то и создают страшилки, которыми пугают не очень образованных людей, верящих в заговор злобного Запада против «доверчивого» Востока.
— Да я-то всё это понимаю, — поморщился Шахриар. — Не забывай, что я вырос при шахе, когда к Америке относились иначе. Она считалась нашим союзником.
— Она и остается вашим союзником, Шахриар. Только союзником не правительства, а простого иранского народа, — сочувственно проговорила Джин.
— И все-таки сотрудничество с ЦРУ…
— Ни о каком сотрудничестве речи пока вообще не идет! — перебила она капитана. — И еще неизвестно, будет ли обсуждаться в будущем. В конце концов этот вопрос зависит не только от моих шефов, но и от тебя. Точнее, от твоего желания. Принуждать тебя не станут, поверь мне на слово. Пока речь идет только о том, чтобы наши люди помогли тебе пересечь границу Ирака. Но для этого нужна санкция Дэвида. Лишь после её получения наши люди проведут тебя надежной дорогой и передадут в другие надежные руки, чтобы тебя не схватили на первом же посту, а потом даже помогут устроиться на первое время. То же касается и твоих родственников: без гарантий ЦРУ французы их не пустят, а значит, Дэвид должен доказать, что они не террористы, а вполне благонадежные люди. Всё это очень важно, Шахриар, пойми! И к предательству родины никакого отношения не имеет. Поверь, — Джин мягко погладила его по руке, — я тебя не вербую. Просто посвящаю во все тонкости сложившейся ситуации.
Шахриар молчал. Джин тоже замолчала, решив не мешать ему думать. Откинувшись на подушки, она смотрела на мерцающий за окном желтый шар луны, окутанный, как ватой, волнистыми дымчатыми облаками. Рядом на ночном столике мерно тик-такали часы. На уличных качающихся минаретах чуть слышно позвякивали колокольчики, призванные развлекать туристов.