Роза Марена

Они больше не ездят на озеро, но каждый год – обязательно весной – Рози приезжает туда одна. Она смотрит на молодое деревце, что растет в тени старого, упавшего. Сначала это был просто побег, потом – тоненький прутик, потом – вполне крепкое молодое деревце с гладкой темной корой и красивыми раскидистыми ветвями. Она наблюдает за тем, как оно растет, год за годом, на той поляне, где больше уже не играют лисята. Она молча сидит перед ним, иногда даже по часу, обхватив руками колени. Она приходит сюда вовсе не для того, чтобы молиться или размышлять. Просто ей кажется, что это хорошее правильное место, и эти ежегодные посещения, ставшие уже своеобразным ритуалом, наполняют ее сознанием исполненного долга. После этих поездок она себя чувствует обновленной и умиротворенной. Может быть, именно эти поездки и не дают ей причинять боль близким людям – Биллу, Пэмми, Роде и Керту (о Робе Леффертсе можно уже не беспокоиться; когда Пэм исполнилось пять, он тихо скончался от сердечного приступа). И если так, то она приезжает сюда не зря.

Какое красивое растет дерево! Каждой весной его ветки уже покрываются темно-зеленой листвой, а последние года два Рози замечает и проблески красного среди этой густой зелени – еще через несколько лет из этих цветов завяжутся плоды. Рози знает, что если кто-нибудь по случайности набредет на эту поляну и отведает аппетитных с виду фруктов, он умрет. И его смерть точно будет нелегкой. Иногда это ее беспокоит, но с годами – все меньше и меньше. За столько лет Рози не видела здесь никаких следов пребывания людей: ни одной пивной банки, ни одного окурка, ни одного фантика от жвачки. Теперь ей уже вовсе не тяжело приезжать сюда, и сидеть на поляне, сложив на коленях гладкие, без единого пятнышка руки, и смотреть на дерево своей ярости в ярких мареновых вспышках цветов, которые пока еще только цветы, но через несколько лет из них народятся плоды сладостной онемелой смерти.

Иногда, глядя на дерево, она тихонечко напевает:

– На самом деле, я Рози… Настоящая Рози, вот так… Со мной шутки плохи, приятель… Прими это просто как факт…

На самом деле она не такая уж и крутая. И вряд ли кому-то есть до нее дело. Кроме самых близких людей, конечно. Но это вполне нормально. Потому что никто, кроме близких, ее особенно не интересует. Теперь мы в расчете, как сказала бы женщина в мареновом дзате. Она нашла свою безопасную гавань, и каждый год, ранним весенним утром, сидя вот так на заросшей травой поляне над тихим озером – на поляне, которая за все эти годы нисколечко не изменилась (как будто это вообще не живая природа, а написанная маслом картина – из тех не нужных никому картин, которые уныло пылятся на полках в ломбардах и сувенирных лавок), – она подчас ощущает прилив такой всеобъемлющей благодарности, которую просто нельзя удержать в человеческом сердце. Переполняющие ее чувства рвутся наружу, и она поет. Потому что она должна петь. Она просто не может не петь.

Иногда к краю поляны выходит лисица – теперь уже старая, словно поблекшая, и в ее рыжем хвосте с каждым годом все больше и больше серебряных прядей, – и стоит там, как будто прислушиваясь к песне Рози. Ее черные непроницаемые глаза глядят безо всякого выражения и без мысли, но Рози всегда безошибочно различает в них проблеск ума – опытного и мудрого.