Роза Марена

— Присаживайся, — радушно предложил Дэниеле, но когда мужчина с усиками в стиле Эррола Флинна двинулся к правой стороне скамейки, коп раздраженно встряхнул головой. — Не туда, болван, на другую сторону.

Мужчина с тоненькими усиками испуганно попятился, потом осторожно присел на край скамейки слева от Дэниелса. Он зачарованно смотрел на правую руку полицейского, ритмичными мощными движениями сжимавшую теннисный мяч. Раз… два… три… Узкие голубоватые прожилки ужами змеились по белой внутренней стороне руки Дэниелса.

Мимо пролетела тарелочка. Мужчины повернулись, следя за немецкой овчаркой, которая бросилась вслед за тарелочкой, высоко вскидывая высокие, почти как у лошади, ноги.

— Красивый пес, — заметил Дэниеле. — Овчарка — красивая собака. Мне всегда нравились овчарки. А тебе?

— Конечно. Замечательное животное, — подтвердил мужчина с усиками, хотя на самом деле считал, что собака уродлива и выглядит так, будто при первой же возможности с удовольствием готова порвать в клочья задницу любому, кто встанет ей поперек дороги.

— Итак, нам о многом нужно поговорить, — произнес полицейский с теннисным мячом в руке. — Собственно, мне кажется, что это будет самый важный разговор в твоей юной жизни, мой друг. Ты готов к нему?

Мужчина с тоненькими усиками сглотнул застрявший в горле огромный комок и пожалел — наверное, в восьмисотый раз за этот день — о том, что не избавился от проклятой кредитной карточки. Ну почему он не сделал этого? Почему же он оказался таким жалким идиотом?

Впрочем, он понимал, почему оказался таким жалким идиотом, — думал, что рано или поздно найдет способ воспользоваться ею. Потому что он был оптимистом. В конце концов, это Америки страна благоприятных возможностей. А еще (и это намного ближе к правде) он просто-напросто забыл, что кредитная карточка валяется в его бумажнике, засунутая за тоненькую пачку визитных карточек, которые он всегда подбирал. Наркотики производят на вас такое действие — вы продолжаете бежать, однако по пути начинаете забывать, почему убегаете.

Полицейский смотрел на него и улыбался, но улыбка не затрагивала его глаз. Глаза его казались… голодными. Внезапно молодой человек с тоненькими усиками почувствовал себя, как один из трех сказочных поросят, сидящий на скамейке рядом с огромным прожорливым волком.

— Послушайте, я же ни разу не воспользовался вашей кредитной карточкой. Давайте разберемся с этим сразу, хорошо? Вам же сказали? Я даже не пробовал ею воспользоваться!

— Ну конечно, ты не воспользовался ею, — хохотнул полицейский. — Как же можно пустить ее в дело, если не знаешь кода? Код повторяет цифры моего домашнего телефона, а мой телефонный номер не занесен в справочник… как у большинства полицейских. Только я полагаю, что тебе об этом уже известно, да? Думаю, ты уже проверил, не так ли?

— Нет! — воскликнул мужчина с усиками. — Ничего я не проверял?

Разумеется, он проверил. Он перерыл телефонный справочник после того, как попытался составить несколько вариантов цифровых комбинаций из адреса и номера дома, но не достиг желаемого результата. Сначала он объездил весь город, нажимая кнопки на десятках банковских автоматов. Он нажимал кнопки до тех пор, пока у него

не начинали болеть кончики пальцев, и чувствовал себя, как последний идиот, развлекающийся игрой на самом жадном в мире игровом автомате.

— И что же мы увидим, если захотим проверить компьютерные распечатки по банковским автоматам «Мерчентс»? — спросил полицейский, — Не обнаружим ли мы случайно мою карточку в колонке «СБРОС/ПОВТОР» примерно миллиард раз? Эй, если это не так, я обещаю угостить тебя роскошным обедом с бифштексом. Что скажешь на мое предложение, дружок?

Мужчина с усиками не знал, ни что сказать, ни что подумать. Его охватило очень неприятное предчувствие. Крайне неприятное. Между тем пальцы копа продолжали сжимать и отпускать упругий теннисный шарик— раз-два, раз-два, раз-два. Просто потрясающе, неужели он до сих пор не устал?

— Тебя зовут Рамон Сандерс, — сказал полицейский по фамилии Дэниеле. — За тобой тянется список грехов размером с мою руку. Воровство, мошенничество, наркотики и все такое прочее. Все, кроме нападений, избиения, — преступлений такого рода. Ты не вмешиваешься в подобные делишки, правда? Это не твоя стихия. Вам, педикам, не нравится, когда вас бьют. Даже тем, которые по виду не уступают Шварценеггеру. Да что там, они даже не прочь походить в майке, чтобы сверкнуть бицепсами перед лимузином, останавливающимся у дверей респектабельного клуба для гомиков, но если кто-то начинает всерьез размахивать кулаками, вы, ребятки, тут же сматываете удочки. Я прав?

Рамон Сандерс промолчал. Ему казалось, что это самое разумное решение.

— А вот я люблю бить, — признался полицейский Норман Дэниеле. — Даже ногами. И даже кусаться. — Он говорил почти задумчивым тоном. Казалось, глядел на немецкую овчарку, медленно трусившую с пластмассовой тарелочкой в зубах. — Что на это скажешь, ангельские глазки?