С обеих сторон багажника «харлея» свисали седельные сумки. Он расстегнул одну из них и вытащил кожаную куртку, точно такую же, как у него: с карманчиками на «молниях» сверху и снизу, а в остальном строгую, черного цвета. Никаких блямб, эполет, сверкающих застежек и цепочек. Она была меньшего размера, чем у Билла. Рози взглянула на куртку, висевшую на его руке, гладкую, как звериная шкура, огорченная напрашивавшимся предположением.
Он поймал ее взгляд, тут же понял его и покачал головой.
— Эта куртка моего отца. Он учил меня ездить на старом индейском драндулете, который выменял на обеденный стол и комплект постельного белья. Он говорит, что когда ему исполнился двадцать один год, он исколесил на этом драндулете всю Америку. Тачка была из тех, что надо заводить педалью, а если забыть переключить скорость на нейтралку, она могла рвануться и вылететь прямо из-под тебя.
— Что случилось с тем мотоциклом? Он разбил его? — Она чуть улыбнулась. — Или ты его разбил?
— Ни то, ни другое. Он умер от старости. С тех пор в семействе Стэйнеров всегда были «харлеи». Этот — смирная машинка, тринадцать лошадей, триста сорок пять кубиков. — Он ласково коснулся кожуха двигателя. — Отец не ездит на нем уже лет пять или около того.
— Ему надоело?
Билл покачал головой.
— Нет, у него глаукома.
Она влезла в куртку. Похоже, отец Билла был на три дюйма ниже и, быть может, фунтов на сорок легче своего сына, но все равно куртка смешно висела на ней, доходя почти до колен. Однако в ней было тепло, и она с чувством благодарности и удовлетворения застегнула «молнию» до самого подбородка.
— Тебе идет, — сказал он. — Выглядишь немножко забавно, как малыш в одежде отца, но хорошо. Правда.
Она подумала, что теперь сможет сказать то, что не могла, когда они с Биллом сидели на скамейке и ели горячие сосиски. Ей вдруг показалось очень важным — сейчас произнести это.
— Билл?
Он взглянул на нее с легкой улыбкой, но глаза его оставались серьезными.
— Да?
— Не обижай меня.
Он посмотрел на нее нежно, все с той же легкой улыбкой, и покачал головой.
— Нет. Не обижу.
— Ты обещаешь?
— Не сомневайся. Давай, залезай. Ты когда-нибудь раньше каталась на железном пони?
Она отрицательно покачала головой.
— Ну, вот эти маленькие подставки — для твоих ног. — Он нагнулся над задней частью мотоцикла, порылся там и вытащил шлем. Она восприняла его пурпурно-красный цвет без малейшего удивления. — Возьми корзинку для головы.
Она надела шлем, нагнулась, придирчиво осмотрела себя в одном из боковых зеркал «харлея» и расхохоталась.
— Я похожа на водолаза!
— Очень хорошенького, кстати. — Он взял ее за плечи и развернул лицом к себе. — Шлем застегивается под подбородком. Вот здесь, давай покажу.
На мгновение его лицо оказалось на расстоянии поцелуя от ее губ, и она почувствовала легкое головокружение, зная, что, если он захочет поцеловать ее прямо здесь, на залитом солнцем тротуаре, заполненном прохожими, неторопливо идущими по своим субботним делам, она позволит ему это.
Застегнув шлем, он сделал шаг назад.
— Слишком тугой ремешок?
Она покачала головой: нет.
— Ты уверена?
Она кивнула.
— Тогда скажи что-нибудь.
— Эмешок оссем не уго, — сказала она и расхохоталась, увидев выражение его лица. Он тоже рассмеялся.
— Ты готова? — снова спросил он, все еще улыбаясь, но в глазах у него светилась прежняя задумчивость, словно он понимал, что они затеяли какое-то ответственное предприятие, где каждое слово или движение может иметь далеко идущие последствия.
Она сжала руку в кулак, постучала им по макушке своего шлема и попыталась улыбнуться, но это у нее не получилось.
— Наверное, да. Кто садится первый, я или ты?
— Я. — Он перекинул ногу через седло «харлея». — Теперь ты.
Она осторожно перекинула свою ногу через седло и положила руки ему на плечи. Сердце у нее лихорадочно билось.
— Нет, — сказал он. — Обхвати меня за пояс, ладно? Руки у меня должны быть свободны, чтобы управлять мотоциклом.
Она просунула руки между его руками и телом и сцепила их на его плоском животе. Тут же она почувствовала себя опять словно во сне. Неужели все это произошло из-за одного пятнышка крови? Внезапного импульсивного решения выйти за дверь своего дома и просто идти куда глаза глядят? Неужели такое возможно?
«Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это не оказалось сном», — подумала она.
— Ноги на подставки — не забыла?
Она поставила их туда и испытала испуг, смешанный с восторгом, когда Билл прокатил мотоцикл вперед и ногой убрал подножку. Теперь, когда они держались прямо только за счет ног Билла, она почувствовала себя словно на воздушном шаре, у которого отвязали последний швартовочный канат, и он, еще не веря в свою свободу, стал удаляться от земли. Она чуть теснее прижалась к его спине, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. От запаха разогретой на солнце кожи начала кружиться голова, но это было совсем неплохо. Страшно и здорово.
— Я надеюсь, тебе понравится, — сказал Билл. — Мне бы этого очень хотелось.