Роза мира

Трагедия селенитов заключалась в победе Воглеа- лунного демона женственной природы. Может вызвать недоумение, каким образом в этой рассудочной цивилизации проявилась деятельность именно женственно-демонического начала? Но существует особая разновидность рассудочности, именно женская, и далеко не везде она выражена так слабо, как в нашем человечестве. У селенитов она проявилась с особой силой и сказалась, в частности, в том, что их техника была по своим принципам гораздо магичнее, чем человеческая.

Этапы духовного и культурного спуска селенитов были таковы: дьяволочеловечество - вырождение - гибель под грузом техники. Прогрессирующая бездуховность привела к тому, что селениты, дичая, не могли справляться с собственными машинами и погибли от холода и голода. Но в состав Лунной брамфатуры мир Воглеа входит до сих пор. Чрезвычайно долго он находился в своеобразной полуизоляции, враждуя и с силами Света, и отчасти с Гагтунгром. Но в последнее время между ним и планетарным демоном Шаданакара намечается компромисс и даже союз консолидация сил ради изгнания из Шаданакара начал Света. Один демонический слой Шаданакара, так называемый Дуггур - о нем речь впереди, - тесно связан с эманациями Воглеа. Теперь эта сине-серая, обольщающая и засасывающая демоница восстанавливает особый слой - лунный ад, куда будут низвергаться, с согласия Гагтунгра, жертвы Дуггура; до сих пор некоторые из этих жертв пожинали еще более страшный удел - выбрасывание из Шаданакара в пустоты Галактики.

Миру Воглеа противостоят три остальных слоя Лунной сакуалы. Сольдбис- видимый из затомисов на лике Луны: это мир обитания множества просветленных - тех, кто в свое время трагически отстал; их последняя инкарнация в Энрофе пришлась на эпоху лунного дьяволочеловечества и вырождения; весь огромный последующий период ушел на исправление и постепенное просветление в Сольдбисе. Другой мир -Лаал, лунная элита. Очень много селенитов поднялось уже еще выше, в Элиту Шаданакара. И, наконец, третий, светлейший из лунных миров -Танит, обитель лунной богини.

Если тонким анализом разложить на составные пряди то, что мы чувствуем в лунные ночи, то мы убедимся в наличии следующих компонентов нашего переживания. Первый: предчувствие гармонии; это действуют на нас Сольдбис и Лаал. Второй: тончайшая тоска о горнем; это зовет нас к себе Танит. И третий: тяготение к сексуальным провалам; это томит нас и искушает Воглеа. Она боится Солнца и всегда отступает от его сияния на неосвещенную сторону Луны. Во время полнолуния нас достигают лишь ослабленные эманации Воглеа - те, что проструиваются сквозь толщу земного спутника. Но когда Луна идет на ущерб, Воглеа перемещается вместе с мраком на ту ее сторону, которая обращена к Земле; вот почему так болезненно, мрачно и тяжело действуют на подсознательную сферу многих из нас лунный ущерб и ночи новолуния.

Изложение структуры Шаданакара достигло, наконец, той грандиозной сакуалы, которую мне приходится обозначить такими мучительно громоздкими определениями, как миры того, что можно было бы назвать Высшими Аспектами Верховных Религий, их чистейшими трансмифами.

Много лет назад, задолго до Отечественной войны, когда я был еще совсем молод, мне явился непонятный, прекрасный и неотступно настойчивый образ: как бы видимая из бесконечного отдаления голубоватая пирамида из хрусталя, сквозь которую просвечивает солнце. Я чувствовал огромность его значения, волны благодати, силы и красоты, изливаемые этим светящимся средоточием, но понять смысл этого образа не мог. Позднее я думал даже, что это преломленный моим ограниченным человеческим сознанием отблеск Мировой Сальватэрры. Детская мысль! Тот, чьей души коснется отблеск Мировой Сальватэрры, становится праведником и пророком. И уж конечно, ее отблеск лишен всякого подобия чему бы то ни было земному.

Лишь много лет спустя и, в сущности, совсем недавно уяснилось для меня, что эта пирамида - не одинока, что с нею как бы согласованы другие, и всего их пять, а шестой в Шаданакаре никогда не будет. Но голубая - действительно одна: остальные - других цветов, и невозможно сказать, которая прекраснее. О, конечно, трансмифы "в себе" трансцендентны для нас; возможно, что "в себе", они не имеют сходства ни с какими геометрическими формами. Но моего сознания они коснулись именно как исполинские хрустальные пирамиды, и, по-видимому, в наличии именно таких образов есть глубокий смысл.

Позднее меня поразило другое: что одна из пирамид, меньших размеров, но удивительной, какой-то нездешней белизны, есть наивысший трансмиф религии, которую я лично никогда бы не мог отнести к числу мировых или верховных: трансмиф зороастризма. Недоумение это до сих пор не рассеяно. Я до сих пор не могу уяснить, каким образом эта локальная религия, исторически давно угасшая в Энрофе и, как мне кажется, не столь уж богатая мифологией, оказывается отражением такой колоссальной и только ею исповедуемой реальности. Называется этот мир Азур.