Роза Мира (книги 1-12)

Я видел и россыпь бесчисленных звезд, но не так, как у нас: то были не звезды, а брамфатуры. Не блестящие точки, но системы просвечивающих друг сквозь друга концентрических сфер; когда взгляд останавливался на любой из них, она делалась огромной и явственной, точно приблизившись; мне кажется теперь, что все они медленно вращались, гармонически звуча и перекликаясь многозвенными голосами. Но, может быть, это мне кажется теперь, и в этом – влияние представлений и гармонии сфер, пришедших ко мне не изнутри, а из человеческого предания. Во всяком случае, гармонии эти лишь проступали сквозь волны невообразимого хора, звучавшего вот здесь, вокруг меня, и вздымавшихся из такой глубины и до такой высоты, каких я не мог ни понять, ни измерить взглядом. Это – воспоминание о слое, являющем собою всеобъемлющий храм, предназначенный для вечного богослужения человечества.

О, не только человечества! Здесь присутствовали, кажется, миллионы существ и – не знаю сколько – вероятно, больше половины из них никогда не были людьми и не должны были становиться ими. Здесь были просветленные души стихиалей и просветленные души животных, здесь были дивные даймоны и ангелы разных кругов. Когда мы читаем в Апокалипсисе пророчество о высокоразумных животных, обступивших алтарь иного мира и совершающих служение, – это, быть может, и символ, но это также намек на реальность, – ту реальность, которой во времена автора Апокалипсиса еще не было. Потому что Уснорм, как всеобщий храм, есть осуществление замысла именно того великого человеко-духа, который в последнее свое воплощение на земле был апостолом Иоанном Богословом.

И если молящихся там были миллионы, то предстоящие у престола Храма исчислялись тысячами, потому что каждый, достигший сакуалы Высокого Долженствования, делается в Уснорме одним из предстоящих, будучи затем сменяем следующим.

Самые возвышенные, самые благостройные служения в храмах верховных религий – лишь слабые отблески, отзвуки вечной литургии Уснорма. Да, в этой литургии участвует слово, но это – невоспроизводимый у нас язык Синклита Мира, где слова – не просто отдельные звуки, но как бы смысловые аккорды, а иные их них являются в то же время вспышками и переливами света. В этой литургии участвует, как элемент, движение, небесный прообраз священного танца, но в Уснорме – пять измерений, и движение совершается не по горизонтальной плоскости, как у нас, а по всем пяти измерениям пространства. В литургии участвуют, как элементы, свет и цвет, но дать понятие о цветах, сверх семи цветов, воспринимаемых нами, нет никакой возможности. Что можно сказать о тех световых симфониях, перед которыми кажется однообразной и бедной даже иллюминация Файра? Что можно сказать о духовных благоуханиях? О фимиамах Уснорма, которые восходят из гигантских, плывущих и раскачиваемых кадильниц, чтобы подняться к самому Астрафайру?.. Это – первый мир, где восходящий воспринимает не материальные уже, а чисто духовные излучения: они исходят из наивысших транскосмических сфер, которые можно было бы назвать эмпиреем, если под этим старинным словом понимать не фантастический «мир неподвижных звезд», но объемлющую космос обитель чистого Духа, то есть Пресвятой Троицы.

Миры Высокого Долженствования – остановки между затомисами, Картиалой даймонов и Хангвиллой просветленных животных, с одной стороны, мирами Высших Трансмифов Верховных Религий – с другой. Над Уснормом расположена Гридруттва – тот белый чертог, где создается великий творческий план человечества. За ней идут: Аликанда, похожая на сердцевину цветка, Товия, похожая на пену, на иней, на белый сад, на падающий снег, и Ро– огромные поющие кристаллы: их эхо – прекраснейшие произведения музыки в Энрофе, в Олирне, у даймонов, даже в затомисах. Эти три слоя – обиталища человеческих монад, воссоединившихся со своими ставшими душами.

Похожий на глубину озаренных морей слой Магирн – обитель монад, метапрообразов, воссоединившихся со своими шельтами и с преображенными астральными облачениями. В Каэрмисе, который можно определить как «расколдованные сфинксы», со своими ставшими душами соединяются монады животных, в Дейтрасте – монады даймонов, а в Сибране, о котором я не могу сказать ни слова, кроме того, что это – невероятные хоры ликования, – монады ангелов. Во Фляуросе, намек на который может дать слово «протуберанцы», пребывают монады стихиалей. В сакуалу мира Высокого Долженствования входит также Ниатос: это фиолетовая вершина, где соединяются со своими шельтами монады наших бывших врагов – демонов, обратившихся к Свету. Я упоминал о могучем демоническом духе, великом «драконе» Прамонгольской культуры: сброшенный Гагтунгром в один из страшных слоев, носящий прозвище Дождя Вечной Тоски, он давно поднят Провиденциальными началами оттуда и теперь блистает в мире фиолетовой вершины как одно из ее прекраснейших светил.