Роза на алтаре (Цветок страсти)

К счастью, дамы принялись за обед, и разговор прервался. Элиана старалась не показать, как она голодна. Подумать только, несколько лет – лишь похлебка из чечевицы да черный хлеб! А тут – такое изобилие!

Она не замечала, что сидящая напротив молодая женщина не сводит с нее взгляда. Софи приехала во Францию, отчасти повинуясь желанию мужа, стремившегося спустить во вновь открывшихся парижских казино остатки своего состояния, но была и другая причина. И теперь женщина не могла оправиться от потрясения. Невероятно! Элиана де Мельян – жива! И более того – по-прежнему привлекательна, а главное – свободна! Истинная француженка – столько шарма и блеска! И все это не показное, а естественное, это – в крови!

Софи пыталась не выдать свои чувства и потому, когда приступили к сладкому, возобновила беседу.

– Сейчас в моде короткие кудрявые стрижки. Другим дамам приходится завивать волосы, и это, конечно, заметно, а вот вы смотрелись бы с такой прической просто чудесно.

– Но мне нравится носить длинные волосы, – возразила Элиана.

– Тогда вам нужен античный обруч. Хотя вообще-то эти костюмы смахивают на театральные, да и сами балы напоминают сценические представления.

– Люди столько времени жили среди кровавого ужаса, без праздников, без красивых вещей, вот им и хочется попасть в сказку, – отвечала Элиана – Ничего страшного, это пройдет.

– Сейчас устраивается много балов в память жертв террора, – сказала Софи – Я слышала, на них допускаются лишь люди, родственники которых погибли на гильотине. Говорят, туда приходят с красным шнурком на шее, а потом танцуют ночью при свечах прямо на могильных плитах!

Элиана молчала. Шарлотта тоже: из соображений приличия она не решалась ни поддержать разговор, ни прервать его.

– Я бы могла туда пойти, – заметила Софи, – у меня погибло много знакомых, но я, право, считаю, что это несколько кощунственные выходки. А вы помните графа д'Орсея? А баронессу де Сент-Фуа? Какие замечательные были люди!

Она принялась перечислять достоинства покойных, а Элиана подумала: «Почему мы столь охотно зачисляем умерших в разряд прекрасных, умных, добрых, талантливых, гениальных, тогда как живых чаще всего стремимся смешать с грязью и серостью пошлости, обыденности? Очевидно, потому, что ушедшие из жизни уже не могут составить нам конкуренции, нанести вред и при этом не мешают подчеркнуть ныне здравствующим их великодушие, умение помнить хорошее и прощать людям недостатки».

Шарлотта прекрасно все понимала и с усмешкой говорила себе: «Мы окружены тайными соперниками и даже не подозреваем об этом. Если б люди знали, как часто за притворными улыбками, словами приветствия прячутся злоба и ненависть!»

– А как выглядит гильотина? – спросила Софи.

– Не знаю, – натянуто отвечала Элиана, – я никогда не подходила близко.

На самом деле она могла бы кое-что рассказать. Например, о том, как на эшафот поднималась молодая черноволосая женщина, а минуту спустя в корзину падала голова седой старухи – так ужасны были эти последние мгновения!

Внезапно Элиана поняла, что чувствует себя здесь не в своей тарелке. Видимо, отныне она с ее болью, воспоминаниями и мыслями будет служить чем-то вроде дополнения к десерту для любопытствующей публики. Недаром Софи обронила в разговоре: «В Лондоне так скучно! В Париже куда веселее!»

Молодая женщина встала, резко отодвинув стул. Она не хотела больше говорить, вернее, нет, она поговорила бы – с матерью, с отцом, с Бернаром, даже с Этьеном. Или с Эмилем, с Дезире…

Элиана начала догадываться: одиночество не кончилось! Близкие ей люди умерли, а эти, вновь прибывшие, не имеющие понятия о ее жизни, о жизни Франции в эти незабываемо-страшные времена, – чужие для нее.

– Извините, – сказала она, – я оставлю вас. Мне нужно вернуться к сыну.

– У вашей сестры есть ребенок? – с интересом осведомилась Софи, когда Элиана покинула столовую.

– Да, – отвечала Шарлотта, – ведь она вдова.

– Говорят, в Париже полно сирот и подкидышей, – заметила Софи. – А каждый второй ребенок, появившийся на свет в годы Диктатуры, незаконнорожденный. Это все, так сказать, маленькие якобинцы. – И она невесело засмеялась.

– Как здоровье вашего дяди? – спросила Шарлотта. – Он не собирается возвращаться во Францию?

– Сейчас нет. Возможно, позднее… Не знаю, – рассеянно произнесла Софи, размышляя о чем-то постороннем.

– А ваш супруг?

Женщина передернула плечами.

– Не хочу о нем вспоминать. Вряд ли я увижу его до отъезда. Он проиграет последнее, а потом вернется назад в надежде разжалобить родственников. – Она вздохнула. – Мы разорены. Хотя меня волнует вовсе не это.

Шарлотта смотрела ей в глаза.

– Что же?

Софи сделала паузу, словно раздумывая, высказать ли то, что лежит на душе или нет. Потом медленно произнесла: