Роза о тринадцати лепестках

Еврейский образ жизни не просто объединяет оба этих пути и примиряет их-все существование еврея проходит в постоянных колебаниях между ними, и единственно возможный путь святости — именно в этом. Сущность духовности заключена не в мудрости интеллекта и не в простоте сердца — она выше и того и другого; но, тем не менее, святость может быть достигнута путем постоянной внутренней борьбы в стремлении преодолеть это противоречие. Можно сказать, что само это противоречие и определяет духовный рост человека. И лишь когда еврей постоянно переключается от погруженности в молитву и устремленности к Б-жественному — к работе интеллекта, открытого противоречиям, к изучению Торы и совершению заповеданных ей действий, — то есть от внутренней жизни к жизни внешней, — только тогда он начинает постигать мир, сотворенный Всевышним, место, время и меру каждой вещи под небом.

Вся талмудическая литература раскрывает перед нами это противоречие: она относится с пристальным вниманием к мельчайшим подробностям бытия и в то же время провозглашает величайшие истины; она готова оспаривать все что угодно и, вместе с тем, готова принять все на веру. И мы открываем, что Святой Творец, благословен Он, примиряет все противоречия, ибо пребывает надо всем. Ежесекундно в мироздании происходит бесчисленное множество изменений; само бытие меняется при переходе из одного мира в другой, но Сам Творец остается абсолютным и неизменным. Возможностей вступить в контакт со Всевышним множество. По отношению к Нему понятия «возвышенное» и «низменное» условны, у интеллекта нет преимущества перед эмоциональной сферой человеческой души и наоборот. Лишь постоянно переходя из одной области опыта к другой, диаметрально противоположной, человек может достичь того ритма бытия, который помогает выйти на путь святости.

Глава VII. Образ человека в символике иудаизма.

Одним из постулатов, под влиянием которых сформировался еврейский ритуал служения Всевышнему, был абсолютный запрет на изготовление статуй и масок, восходящий ко второй из десяти основополагающих заповедей Всевышнего. Иудаизм запрещает создавать изображения, которые могут быть использованы в ритуальных целях. Запрет этот распространяется не только на образы лжебогов или других объектов идолопоклонства — не разрешается изображать в какой бы то ни было форме Самого истинного Б-га и его ангелов, а также создавать изваяния человеческой фигуры* (— Двухмерные изображения человека иудаизм не запрещает ).

На первый взгляд, этот запрет отражает только принципиальное противостояние идолопоклонству в любых его проявлениях, выраженное в отказе от материального изображения Б-жественного в какой бы то ни было форме. Однако чтобы глубже понять смысл этого запрета, следует обратиться к языку пророков, ибо в нем с особой силой отразилось свойство святого языка избегать абстрактных образов, предпочитая им конкретные символы.

Именно поэтому книги Танаха, а также Агада и Кабала изобилуют всевозможными антропоморфизмами, используемыми для описания всех реальностей мира, стоящих как ниже человека, так и выше его, даже для описания Б-жественного. Один из мудрецов сказал, что душа смотрит на мир через призму материального, ибо облачена в плоть. Иными словами, в священных текстах мир изображается с помощью образной системы, сопоставляющей все сущности в нем с органами человеческого тела. Таким образом, святой язык может как «возвысить» предмет материального мира, уподобив его человеку (так, например, говорят «голова горы», «ноги горы»), так и «принизить» сравнением с человеком сущности высших миров и даже Самого Создателя («рука Б-га», «глаза Б-га»).

Такое использование антропоморфических образов и символов настолько характерно для святого языка, что в священных текстах трудно отыскать фразу, которая не содержала бы метафоры, выражающей абстрактную идею с помощью уподобления ее конкретному. Примеры тому мы встречаем чуть ли не в каждом параграфе еврейского законодательства, не говоря уже о литературных произведениях; этот метод самым поразительным образом используется для описания всего относящегося к святости.

Необходимо подчеркнуть, что все эти антропоморфические образы — лишь аллегория, а не буквальное описание реальности. Существовала опасность, что «приземление» священных символов Торы, и особенно Кабалы, воспринятое буквально, может привести к искаженному пониманию Б-жественного. Поэтому и было запрещено любое изображение святой сущности. С этим связано и то, что еврейская традиция не поощряет присущую человеку склонность изображать самого себя.