Пока одевалась, послушала его первым. Тетушка плавными интонациями и идеально подобранными эпитетами докладывала, что с матушкой все в порядке. Ночь прошла спокойно и ни один гость не смог прорвать оборону нашего жилья.
Натянув майку, я покосилась на несколько сообщений от Ливии. Слушать их не хотелось. Я еще мысленно была в капсуле, в окружении леса и птиц.
Мне не стоило шибкого ума представить как ругается на меня подруга, прознавшая про то, что я отказала Бэт исполнить свой долг перед дансинг клубом и теперь была персоной нон грата в тех местах.
Покинув спальный салон, я не стала тянуть время, направилась сразу в «крылышко», решив, что Ливию я послушаю попозже.
Смена Леопольда была вечером, поэтому я могла спокойно работать подавальщицей свои часы, не ощущая на своей спине два сверлящих глаза и не слыша натужные вдохи, полные разочарования по случаю неразделенных чувств.
Уличив несколько минут перерыва, я уселась на кухне у Гадвика, выпить кавы, более-менее сносной, нежели чем покупала тетушка Констанция на развес, у одной старушки, рассказывающей что этот сорт собирает ее семья с незапамятных времен.
Уж не знаю, что и где они собирали, но вкус был отвратным. Зато тетушке нравился. Она называла его терпким, с легкой ноткой горчинки. По мне, он походил на сладкую жижу из лужи.
Стряпчий что-то напевал себе под нос, в своей манере пережаривая куриные крылышки и щедро посыпая их специями, дабы придать блюду отличительный вкус.
Попивая каву с тарелкой гренок, которые мне услужливо подставил под нос Гадвик, я рассматривала разрумяненную Соню. Девушка походила на распустившийся цветок. Вся сияла и светилась. На ее губах блуждала миловидная улыбка, говорящая о том, что София была счастлива.
Я отставила кружку с кавой на лежащий новостной вестник и замерла.
С одной из страниц на меня смотрел портрет Мартела Гризби.
Статья пестрела яркой вывеской и витиеватым текстом о том, что главное лицо в совете двенадцати, так теперь называли чародея, занялся облагораживанием города и созданием в нем природных площадок для отдыха и созерцания.
Обозреватель хроник писал, что представитель семейства Гризби, не только активно занимается облагораживанием столицы, но и других земель и городов, а также щедрый меценат и проявляет активное участие в глобальной проблеме заболевания планеты.
Я прищурилась, уставившись на портрет мужчины. На нем он был изображен крупно и, как всегда, одет с иголочки.
Зеленые глаза выделялись на фоне черного костюма, идеально пошитого. Из-под пиджака, выглядывал темный жилет, который заставлял угадывать под всеми слоями одежды вполне себе подтянутый атлетичный торс.
Лицо было спокойным, испепеляло своей уверенностью и от меня не укрылся тонкий налет заносчивости.
Этот человек знал себе цену.
Я вздохнула, пытаясь выудить из своих воспоминаний, какие-нибудь сведения об этом человека и припомнила лишь то, что Гризби пытался завоевать планету-близнец Элу, но что-то не срослось и в итоге чародей выступил в роли спасителя, помогая избавиться от главного врага тех земель.
В общем, все равно смог заполучить себе популярность и выйти сухим из воды.
Я также прекрасно помнила, как он отправил на покой весь совет двенадцати, захватив Иглу, главное правительственное здание Гелы и столицы.
Тогда, все до страшного перепугались, но все решилось хорошо, пока мужчина в шикарных костюмах не наигрался и не вернул этот совет в полном объеме, а сам отошел в сторону, но продолжал считаться там главным.
И вот меня, как-то угораздило с ним встретиться!
«Странный тип!» – подумала я, продолжая разглядывать портрет, обращая внимание на руки и красивый перстень с рубином. Явно, фамильный.
– Прохлаждаешься?
От голоса позади меня, я моментально вздрогнула, возвращаясь в кухонное помещение, где витали ароматы пирогов и лапши.
С Гилбертом, мы тут же встретились взглядом. Лицо хозяина побагровело, щеки наплыли на маленькие темные глаза. Он чмокнул губами.
– Задержишься после смены на двадцать минут, доработаешь, значит, – сказал себе под нос, как отрезал.
– По законодательству, я имею право на два перерыва на отдых и перекус, господин Гилберт, – не сдержалась я. Мои слова остановили упитанный силуэт хозяина. Спина, обтянутая в белоснежную накрахмаленную рубашку мигом напряглась, а жилет из кремового оттенка шелка (гордость Гилберта), натянулся на спине и хотелось надеется, что он не лопнет, иначе, я и с этой работы вылечу.
– Двадцать минут, Роза, – прошипел хозяин, оборачиваясь ко мне. Его лоб был в испарине, что не удивительно. Внутри было душно, даже жарко. – Или хочешь лишиться премиального таллера.
– Никак нет, – выдавила я из себя, прекрасно понимая, что никакого таллера и в помине не будет. Спорить не хотелось. Гилберт всегда был прав, даже когда не был прав.
Соскочив с табурета, я пошла обслуживать залы, до тех пор, пока не закончилась моя смена.
Чувствовала я себя практически бодро, благодаря капсуле сна и посему, сил хватало быть шустрой и активной.