Роза в снегу

— Нет. Но тот джентльмен был крайне настойчив. Он уверял, что у меня экзотическая красота, которую такое произведение искусства возвысит до немыслимых высот. — Вскинув бровь, она отвела взгляд и обвела глазами долину, позволяя ласковому ветру охладить жар смущения на ее щеках. — Это мое тело, — произнесла она задумчиво. — Какое право они имеют презирать меня за то, что я захотела сделать с ним нечто такое, что не нарушает законов и никому не делает плохо? Некоторые женщины размалевывают себя краской, пудрой и румянами. Я захотела иметь маленькое изображение розы на груди, потому что это позволяет мне чувствовать себя… особенной. Необычной. И… чувственной.

Эмма вновь взглянула на Алана. Взгляд его внезапно сделался напряженным.

— Мое признание не слишком шокирует вас, сэр? — с подчеркнутой язвительностью спросила она.

Он медленно покачал головой.

— А тебя не шокирует, если я скажу, что тоже нахожу эту татуировку крайне чувственной? — Губы его вызывающе скривились, и сердце Эммы дрогнуло.

Алан мягко рассмеялся, словно играл с ней. Она бы не удивилась, если б он дотронулся до нее в этот момент. Однако этого не случилось. Он растянулся на земле и поинтересовался:

— Какой ваш любимый цвет, миссис Шеридан? — Он посмотрел на ее платье. — Полагаю, коричневый.

— Голубой.

— Но у тебя нет ни одного голубого платья.

— А что мне даст голубое платье?

— Доставит удовольствие.

— Возможно. — Эмма подняла глаза на безоблачное небо. — Мне попалось однажды одно платье в маленьком парижском магазинчике. Очень красивое, светло-голубое, с кружевами цвета слоновой кости. Я представляла, как бы выглядела в нем, всякий раз, как мы приходили туда с Ритой на ее примерки. Однажды я даже надела его, оно сидело на мне безупречно. Единственный раз в жизни я действительно почувствовала себя красивой.

— Почему же ты не купила его? — спросил он мягко.

— Нужно было многое купить для Риты, да и отцу была нужна новая обувь. И потом, — она небрежно пожала плечами, испытывая одновременно радостное волнение и беспокойство от этой новой близости с Аланом, — не думаю, что голубое платье согрело бы меня зимой. Или принесло прохладу летом. Разве голубой цвет красивее, чем коричневый?

— Может, и нет. Однако шелк гораздо приятнее ощущается на коже, чем ситец. Впрочем, вернемся к разговору о дружбе. Я заметил, что ты не доверяешь мне своих тайн. Кроме того, ты избегаешь меня при каждой возможности. Разве друзей избегают?

— Мы же вместе сейчас.

— Но у тебя такой вид, словно в любой момент ты готова вскочить и удрать от меня, как перепуганный кролик. Стоит мне приблизиться к тебе, как ты вся настораживаешься. Как будто приближение мужа к жене — величайший из грехов. Объясни мне, как ты можешь считать мужчину подходящим для того, чтоб выйти за него, но неподходящим для того, чтобы спать с ним?

Она неловко заерзала на гранитном валуне и сделала вид, что любуется лошадьми.

— Ответь на мой вопрос, — настаивал Алан.

С большим трудом Эмме удалось сделать глубокий вдох.

— Просто наш брак был заключен строго по расчету… по крайней мере, так я думала.

— А иначе не вышла бы за меня?

— Я не собираюсь перебирать все эти «если». Это ни к чему не приведет. Что сделано, то сделано.

— Так какого дьявола ты боишься?

Эмма отложила в сторону недоеденный круассан и стряхнула крошки с колен. Боится? Да, у нее масса невысказанных страхов. К лицу хлынул жар, а тело напряглось. Ее сердце колотилось от сознания того, что Алан хочет ее сейчас так же сильно, как в тот вечер в бассейне. Это проявлялось в его напряженно застывшей позе и горящем взоре.

Встав с камня, Эмма немного прошлась и подставила лицо теплому ветру. Алан подошел сзади. Она чувствовала жар, исходящий от его тела. В этот момент она подумала: «Если он коснется меня, я пропала. Я признаюсь во всех своих грехах, раскрою всю ложь. Я растаю в его руках как теплый воск, как тогда, в бассейне».

Она прошла выше по склону, где ветер был резче и свежее.

— Посмотри на меня, — послышался сзади голос Алана.

Эмма медленно повернулась. Алан стоял среди высокой травы. Ветер трепал рукава белой рубашки и пряди черных волос.

— Я хочу любить тебя, — сказал он.

Она закрыла глаза, охваченная восторгом от этих слов и потрясенная ударом желания.

— Нет, — тихо ответила она.

Лицо его потемнело, сделалось почти жестоким.

— Я хочу знать почему.

— Мы договорились, что этот брак…

— К черту наши старые договоры! Бог мой, я начинаю уставать от этого бега по кругу, Эмма. Два глубоко отчаявшихся незнакомца… Но мы больше не чужие друг другу, Эмма. — Он поднялся по склону, разбрасывая ногами камешки.

Эмма попятилась.