Роза в цепях

Люций потупился:

— У меня семья. Я не могу рисковать. Прости.

— Ты и так слишком много для меня сделал, — пожал ему руку Апполоний. — Я тебе очень благодарен.

Затем он проводил друга из дома до самой лектики. Когда главный полицейский города покинул эту улицу, и его немногочисленные сопровождающие тоже ушли прочь, дом Апполония снова наполнился шумом и гамом, беготней и суетой.

Оставшись один, Апполоний судорожно стал собирать в квартире самые ценные вещи, драгоценности и деньги. Затем он взял и засунул за пояс широкий короткий меч и, закутавшись в плащ, вышел на вечернюю улицу. Выбирая самые темные и малолюдные улочки и переулки, он шел по направлению к вилле Валерия.

Подозрительно смотрели на него прохожие, сами имеющие еще более непотребный и разнузданный вид. Посетители грязных притонов, воры, пьяницы и больные потаскушки провожали Апполония недобрыми взглядами.

Но тот шел уверенно, никому не уступая дороги, и его мрачный и суровый взгляд затравленного хищника в свою очередь отпугивал каждого, кто пожелал бы пристать к этому человеку. Мрачным и грозным казалось все Апполонию на улицах Капуи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ночью Актис видела сон. Он сильно напугал и взволновал ее. Сон был тревожный и непонятный.

Она бежала по залитому солнечным светом лугу. Бежать было легко и приятно, на ногах не было обуви и, шлепая босиком по лужам, оставшимся после прошедшего утром ливня, Актис чувствовала горячее дыхание земли.

Валерий стоял на краю огромной поляны, протягивая девушке руки, что-то кричал, но Актис не слышала его. Она, словно пташка, парила над зеленым покрывалом луга и счастливо улыбалась. До юноши оставалось немного, уже слышен голос, зовущий к себе и исполненный любовью. Еще несколько шагов и Актис оказалась бы в объятиях любимого. Но вдруг из зелени начали расти и быстро увеличиваться розовые кусты. Цветки раскрывали свои бутоны, одурманивали воздух пьянящим запахом, и порадовав природу своей красотой, тут же опадали, растворяясь в неизвестности. Кустов было так много, что они преграждали Актис дорогу, опутывали девушку своими колючими ветками, не давая ей возможности идти дальше. Шипы больно ранили, кололи, но страсть, не сгораемая страсть, влекла к Валерию. Тот тоже не мог добраться до девушки, тщательно пытаясь прорваться сквозь непроходимые заросли. Он смеялся и плакал одновременно, нежно успокаивая Актис. Девушка в изодранной одежде, с распустившимися волосами, не чувствуя боли, неотступно пробиралась к юноше.

Но кустов, выраставших из земли, становилось все больше и больше, и уже целый лес зарослей встал, как непреодолимая преграда, перед Актис. Образ Валерия исчез и голос его пропал. А девушку, словно многочисленными ремнями сковывали живые ветки, словно готовые принести ее в жертву матери-природе…

Сон кончился странно, но увидеть окончание пугающего видения Актис не довелось. Она проснулась уже в другом мире, в реальном мире, который вырвал ее из жуткого сна. Целый день видение, приснившееся Актис ночью, раз за разом вспоминалось ею. День кончился и наступил вечер.

— Госпожа требует тебя, — словно из-под земли возник перед Актис раб, обслуживавший Фабию в её спальне.

Актис чуть не села на землю от овладевшего её испуга. На душе стало тревожно и страшно. Мысли одна страшнее другой, пробегали у неё в голове. Актис сразу поняла, что это напрямую касается её встреч с Валерием. Вспомнив, что Фабия была любовницей юноши, она почувствовала, что месть ревнивой госпожи настигает её подобно страшному смерчу. Ноги задрожали, но она всё-таки спросила заплетающимся языком:

— Для чего, ты не знаешь?

Слуга молчал.

— А меня вызывали одну? — спросила опять девушка.

— Пошли, — раб направился в дом, уводя за собой и цветочницу.

Актис покорно следовала за ним.

В спальне госпожи было великолепно. Ослепительной белизны простыни, шёлковые одеяла всевозможных окрасок, стулья изумительной работы. Но Актис не смотрела на всё это.

— Подойди ко мне! — Фабия выглядела спокойной и равнодушной. В голосе же её звучали гневные нотки. — Твоё имя Актис? — матрона немигающим взглядом рассматривала свою рабыню.

— Да, моя госпожа.