Эстер молча кивнула, чувствуя себя виноватой в том, что бросает мать.
– Наверное. Не знаю.
– Думаю, это хорошая мысль. Во всяком случае, попытаться стоит.
– Правда?.. А он, ну, понимаешь, он не…
– Да, – подтвердила Шошана. – Ну и что?
– Я правда хочу уйти.
– Так иди.
– А он не должен одобрить заявку?
– Нет. Тебе уже шестнадцать. Ты совершеннолетняя. Так гласит Кодекс Общества.
– Я не чувствую себя совершенной.
– Ничего. Ты справишься.
– Просто когда он впадает в раж, знаешь, словно он должен все контролировать, а то все пойдет вразнос, – я сама вразнос иду.
– Знаю. Но он переживет. Даже гордиться будет, что ты так рано начала самостоятельную жизнь. Только пусть покипит и сбросит пар.
Изя их удивил. Он не стал кипеть и взрываться. Требование Эстер он встретил спокойно.
– Конечно. После пересадки глаз.
– После?..
– Ты же не собираешься начинать взрослую жизнь с инвалидностью, от которой можешь избавиться. Это просто глупо, Эстер. Ты хочешь независимости – значит, тебе нужно здоровое тело. Обрети зрение – и лети. Ты думаешь, я стану тебя удерживать? Дочка, да я мечтаю отправить тебя в свободный полет!
– Но…
Изя молчал.
– А она готова? – поинтересовалась Шошана. – Или врачи придумали что-нибудь новенькое?
– Тридцать дней иммуносупрессивной подготовки – и можно пересаживать оба глаза. Я вчера поговорил с Диком после заседания Совета по здоровью. Завтра можно будет пойти и выбрать пару.
– Выбирать глаза? – переспросил Hoax. – Жутики какие!
– А что… а что, если я не захочу? – спросила Эстер.
– Не захочешь? Не захочешь видеть?
Эстер отвела взгляд. Шошана молчала.
– Тогда ты подчинишься страху. Это естественно, но недостойно тебя. И ты всего лишь отнимешь у себя самой несколько недель или месяцев ясного зрения.
– Но я уже совершеннолетняя. Я могу выбирать сама.
– Можешь и выберешь. И ты сделаешь разумный выбор. Я уверен в тебе, дочка. Докажи мне, что я уверен не зря.
Иммуносупрессивная подготовка оказалась едва ли не хуже деконтаминации. Бывали дни, когда Эстер ничего, кроме машин и трубок, не видела. Бывали, однако, и такие, когда она чувствовала себя почти человеком и радовалась, когда скуку разгоняли визиты Ноаха.
– Эй, – сказал он, – ты слышала про старуху? Ее все в Городском видели. Началось с того, что закричал ребенок, потом его мать увидела, а потом вообще все. Говорят, она такая сморщенная, старенькая, вроде как азиатка, знаешь, с раскосыми глазами, как у Юкио и Фреда, но скрюченная, и ноги у нее кривые. Она ходит там и вроде бы собирает мусор с палубы, только никакого мусора там нет, и складывает в мешок. Если к ней подойти, она пропадает. И еще у нее во рту ни единого зуба нет!
– А обожженная еще ходит?
– Ну, во Флориде заседал какой-то женский комитет, и тут за столом появляются еще трое, и все черные. Поглядели и пропали.
– О-о, – выдавила Эстер.
– Папа назначил себя в Аварийный комитет, там все больше психологи. Разрабатывают теорию массовых галлюцинаций, сенсорных деприваций и все такое. Он тебе сам все расскажет.
– Да, уж он расскажет.
– А, Эся…
– Эся-меся.
– Они уже… то есть я хочу сказать… ты уже…
– Да, – ответила она. – Вначале вынимают старые. Потом ставят новые. Потом соединяют нервы.
– Ой!
– Вот-вот.
– А тебе правда придется выбирать…
– Нет. Врачи мне найдут наиболее совместимые генетически. Уже подобрали пару отличных еврейских глаз.
– Что, точно?
– Да нет, шучу. Не знаю.
– Хорошо станет, когда ты будешь ясно видеть, – проговорил Hoax, и впервые Эстер услыхала в его голосе хрипотцу, как у гобоя, первый надлом.
– Слушай, у тебя есть запись «Сатьяграхи»? Я хочу послушать.
Оба, и брат и сестра, разделяли страсть к опере двадцатого века.
– Не вижу в этом игры ума, – заявил Hoax голосом отца. – Полное безмыслие.
– Ага, – согласилась Эстер. – И все на санскрите.
Hoax включил запись с последнего акта. Они вслушивались в высокий и чистый голос тенора, выпевающий летящие ноты – все выше, выше, как горные пики над облаками.
– Есть повод для оптимизма, – сказал врач.
– Что вы хотите сказать? – поинтересовалась Шошана.
– Что они ничего не гарантируют, Шо, – пояснил Изя.
– Почему?! Обещали, что это простая операция!..
– В обычном случае…
– А такие бывают?
– Да, – отрезал доктор. – Этот случай необычен. Операция прошла идеально. Подготовка – тоже. Но реакция пациентки позволяет предположить возможность – маловероятную, но все же – частичного или полного отторжения.
– Слепоты.
– Шо, ты знаешь, даже если она отторгнет эти трасплантаты, можно попробовать снова.
– Вообще-то электронные импланты могут оказаться функциональнее. Сохраняются зрительная функция и ориентация в пространстве. А для периодов бездействия зрения есть съемные сонары.
– Так что у нас есть поводы для оптимизма, – прошептала Шошана.
– Осторожного оптимизма, – уточнил доктор.
– Я позволила тебе сделать это, – сказала Шошана. – Позволила, а могла остановить.
Она выдернула руку и свернула в поперечный коридор.