Роза ветров

Ростову, как читатель, вероятно помнит, назвал падшей Андрей Болконский в ходе исторической беседы с Пьером, состоявшейся после неудачного ее побега с братом Элен: "Я говорил, что падшую женщину нужно простить. Я не говорил, что могу простить..." И все-таки простил, уже после Бородина, и даже чуть не женился, да только Б-г прибрал.

А Элен назвал "низкой женщиной" собственный супруг, Пьер, и ей, по меткому замечанию Льва Николаевича, уже ничего не оставалось, кроме как помереть.

Так что Булгаков всего лишь восстановил справедливость.

Елене Этерман мы обязаны еще одним глубоким наблюдением. Она отметила в свое время, что образ Элен не оставил равнодушным не только Булгакова, но и авторов "Двенадцати стульев". Конкретнее, с нее вчистую списана Эллочка-людоедка. Замужняя (за беззубым интеллигентом), глупая, требовательная и корыстная. Дабы усилить сходство, авторы спародировали одно из основных отличительных свойств Элен - ее лаконичность. Разумеется, доведя его - свойство - до абсурда.

Предоставим читателю отгадать, с кого из героев "Войны и мира" списан Николка Турбин.

От Андрея Болконского Алексей Турбин унаследовал, помимо изящества манер, по меньшей мере три с половиной черты: некоторую отрешенность от окружающего мира, честолюбие, пытливый ум и лояльность. Болконского эти похвальные качества довели до Аустерлица, законодательных комиссий Сперанского, социальных реформ в Богучарово и, наконец, смертельной раны, полученной в Бородинском сражении. Ну а Турбина?.. Да до того же самого. С той только разницей, что булгаковский роман не пошел дальше Аустерлица. До Бородина - разгрома Деникина и Врангеля - дело не дошло.

Как сообщается в финальной сцене пьесы "Дни Турбиных", с вступлением Красной армии в Киев наступил эпилог. Булгаков, в отличие от Толстого, точно знал, что угроза сильнее исполнения.

Но если все прочие романы Булгакова суть лишь переложения "Белой гвардии", то где, к примеру, в "Мастере и Маргарите" Алексей Турбин? Или спросим лучше - где разместились в "Белой Гвардии" герои "Мастера и Маргариты" - хотя бы Иешуа и Пилат?

Как ни странно, ответ на эти вопросы лежит прямо на поверхности.

Диалог - единственный диалог - философа с прокуратором начался очень эффектно.

"Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить:

- Добрый человек! Поверь мне..."

Как известно, на это последовало "...кентуриона Крысобоя ко мне" - и избиение. Виноват - бичевание. И все это за доброе слово, которое и кошке приятно.

Однако даже бич Крысобоя не излечил арестованного от навязчивого словечка. Мало того, что он несколько раз пытается назвать "добрым человеком" Пилата, - добрые люди у него и все те, кто свидетельствовал против него, и некие Дисмас, Гестас и Вар-равван, и даже Крысобой. Разумеется, оттого, что "злых людей нет на свете", есть только несчастливые.

Теперь нам остается только обратиться к столь же единственному диалогу между коллегами - доктором (по венерическим болезням) Турбиным и поэтом-сифилитиком Русаковым.

- Кто направил вас ко мне?

- Настоятель церкви Николая Доброго, отец Александр.

...

- Вы что же, знакомы с ним?..

- Я у него исповедался, и беседа святого старика принесла мне душевное облегчение, - объяснил, глядя в небо.

...

- Сколько, доктор, вы берете за ваш святой труд?

- Помилуйте, что у вас на каждом шагу слово "святой"...

- Нельзя зарекаться, доктор, ох, нельзя, бормотал больной, напяливая козий мех в передней, - ибо сказано: третий ангел вылил чашу в источники вод, и сделалась кровь.

Итак, у Русакова на каждом шагу святые, подобно тому, как у Иешуа добрые. Мало того: за Иешуа ходит следом Левий Матвей с "козлиным пергаментом" и "непрерывно пишет". Ну, а Русаков - сам по себе обладатель козьего меха, который он то напяливает, то снимает.

Но с кем же беседует Русаков? С милым, интеллигентным, прогрессивных взглядов человеком, врачом, вдобавок? Да нет, все это наносное.

Конкретнее:

- Тут, видите ли, доктор, один вопрос... Социальные теории и... гм... вы социалист? Не правда ли? Как все интеллигентные люди?..

- Я, - вдруг бухнул Турбин, дернув щекой, - к сожалению, не социалист, а... монархист. И даже, должен сказать, не могу выносить самого слова "социалист".

Ну, а что произошло между Иешуа и Пилатом?

- В числе прочего я говорил, - рассказывал арестант, - что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.

На эту прекрасный, прямо-таки социалистический прогноз Пилат реагирует так:

- На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной власти, чем власть императора Тиверия! - сорванный и больной голос Пилата разросся.

Для полного сходства прокуратору оставалось только дернуть щекой.

Серый походный сюртук