Роза ветров

Когда Бу вернулась в гнездо, она исхудала от тяжелой работы и была в тяжести после одного из изнасилований, но бирюзовой гальки не потеряла. Согнездники и сослуживцы приветствовали ее песнями, слова которых прочли в цветных узорах террас. А Ко той ночью успокоил ее нежностью и сказал, что ее блит — его блит, а его гнездо — ее гнездо.

А несколько дней спустя Бу прошла в колледж (через кухню) и пробралась (при пособничестве нюр-служанок) в комнату каноника.

Каноник Облинг-колледжа был очень стар и славился среди облов знанием метафизической лингвистики. Просыпался он по утрам медленно. Вот и тем утром он просыпался медленно и с некоторым недоумением воззрился на нюру-служанку, пришедшую раздвинуть занавеси и подать завтрак. Вроде бы служанка сменилась… Обл потянулся бы за ружьем, да еще не проснулся как следует.

— Привет, — прошептал он. — Ты новенькая, да?

— Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос, — сказала нюра.

Тут каноник совсем проснулся и пристально всмотрелся в поразительное создание.

— Имей совесть хоть глаза прикрыть, нюра! — воскликнул он, хотя не был, в сущности, особенно зол. Он был так стар, что позабыл почти все обычаи, а потому нарушение их его уже мало беспокоило.

— Никто другой не может ответить мне, — пояснила нюра. — Скажите, прошу вас, может ли быть словом в узоре сине-зеленый камень?

— О да, конечно! — ответил каноник, напрягаясь. — Хотя, конечно, цветовые словознаки давно отошли в прошлое. Представляют чисто археологический интерес для таких старых шутников, как я, ха. Цветослова не встречаются даже в самых архаичных узорах. Лишь в древнейших Книгах летописей.

— А что он значит?

Каноник подумал было, что спит, — надо же, обсуждать с нюрой историческую лингвистику до завтрака! — но сон был забавный.

— Сине-зеленый оттенок — как у того камня, что ты носишь вместо украшения, — может, будучи употребленным в прилагательной форме, придавать узору качество неограниченного своеволия. Как существительное этот цвет может означать… как бы это выразить?.. отсутствие принуждения, бесконтрольность, самостоятельность…

— Свобода, — проговорила нюра. — Это значит "свобода"?

— Нет, дорогая моя, — поправил ее каноник. — Значило. Но больше не значит.

— Почему?

— Потому что это понятие устарело, — ответил каноник. Необычный диалог начал его утомлять. — А теперь будь хорошей нюрой: иди и напомни служанке, чтобы принесла мой завтрак.

— Выгляньте в окно! — выкрикнула безумноглазая нюра с такой страстью, что каноник даже испугался. — Гляньте на террасы! Посмотрите на цвета камней! Смотрите на узоры, сотворенные нюрами, мозаики, составленные нами, значения, нами данные! Смотрите, вот свобода! Смотрите, прошу вас!

С этой заключительной мольбой поразительное явление исчезло. Каноник лежал, глядя на дверь своей комнаты, и через пару секунд та отворилась. Вошла его привычная старая служанка, неся кувшин чая из каменки и горячий копченый лишайник.

— Доброе утро, господин каноник, сударь! — весело поприветствовала она его. — Уже проснулись? Чудесное утро!

Поставив поднос на столик у кровати, она раздернула занавеси.

— Сюда только что молодая нюра не заходила? — поинтересовался каноник нервно.

— Конечно, нет, сударь. По крайней мере, я не заметила, — ответила служанка. И в то же время бросила на него краткий, но прямой взгляд: неужто у нее наглости хватило посмотреть на него? Да нет, конечно. — Этим утром террасы так хороши. Вашей каноничности глянуть бы.

— Пошла вон, вон, — прорычал каноник, и нюра, прикрыв глаза и сделав книксен, вышла.

А каноник позавтракал в постели, потом поднялся и подошел к окну, чтобы глянуть на террасы колледжа в утреннем свете.

На мгновение ему показалось, что он спит. Ему виделись узоры, совсем не похожие на те, что он видел на этих террасах всю свою долгую жизнь: безумные сплетения цветов и линий, поразительные фразы, невообразимые понятия, красота и смысл удивительной новизны. Потом он широко открыл глаза, очень широко, и моргнул — видение исчезло. В утреннем свете лежал ясный, правильный, знакомый и неизменный узор террас. И больше ничего. Отвернулся от окна каноник и открыл книгу.

Поэтому он не видел, как длинная колонна нюроблов выходит из гнезд и мастерских за валунной стеной, как несут блитов, как танцуют, танцуют и поют на террасах. Пение он слышал, конечно, но принял за бессмысленный шум. И только когда первый камень выбил его окно, каноник поднялся и возмущенно воскликнул:

— Это еще что значит?

Керастион

Посвящается Руссель Сарджент, которая изобрела этот инструмент