Розамунда, любовница короля

– Он был моим супругом и имел на меня все права. Я должна повиноваться его последним желаниям, каковы бы они ни были, – мило улыбнулась Розамунда.

– Его желания совершенно не важны. Я твой ближайший родственник. С этой минуты ты – моя подопечная, каковой была всегда, со смерти твоих родителей. Закон, Божий и человеческий, гласит, что ты должна повиноваться моим приказам, и я ничего не желаю больше слышать!

Генри потянулся к чаше с вином и, выпив содержимое одним глотком, стукнул чашей о столешницу.

– Ты поняла меня, племянница? Я твой хозяин, и никто другой.

– Последняя воля моего мужа будет исполнена, – решительно заявила Розамунда и, повернувшись, покинула зал.

– Дрянная сучонка! – прошипел Генри. – Придется пороть ее кнутом каждый день, пока ее дьявольская гордость не будет сломлена. Ну а потом я буду драть ее дважды в неделю, чтобы не забывала, в чьих руках ее судьба. Да, девчонке нужна твердая рука и неуклонная дисциплина. Все это она получит в моем доме.

Кроме того, он заметил, что у нее растут груди. Это означает, что ее связь с луной прерывается ежемесячно. Нельзя с нее глаз спускать, иначе она опозорит семью. Она должна оставаться девственницей до тех пор, пока Генри не сможет ее объездить!

Он намеревался положить сына в постель к племяннице, когда ему исполнится двенадцать. Розамунде к тому времени будет двадцать. Ничего, он раздобудет пояс целомудрия и наденет на племянницу, чтобы не беспокоиться о ее добродетели. Именно его внук унаследует Фрайарсгейт, иного он не допустит.

Он хмуро уставился на слугу, стоявшего рядом, и тот поспешил налить ему вина. Генри Болтон выпил, рыгнул и, поднявшись, взглянул на тело Хью Кэбота.

Жители Фрайарсгейта один за другим длинной цепочкой проходили мимо гроба. Лица у всех были грустными, многие, не скрываясь, плакали. О чем они рыдают? Хью Кэбот был чужаком и женился на Розамунде, чтобы сберечь Фрайарсгейт для Генри. Вероятно, он распустил здешних обитателей. Они скорбят по нему, потому что боятся нового строгого хозяина, только и всего.

К удивлению Генри Болтона, оказалось, что погребальную службу справляет его единокровный брат Ричард.

– Почему это вдруг послали за тобой? – грубо спросил он. – Где отец Бернард?

– И тебе добрый день. Генри, – усмехнулся Ричард Болтон. – Бедный старый Бернард умер три года назад, и с тех пор здесь нет постоянного священника. Эдмунд позвал меня похоронить Хью.

Священник проницательно оглядел младшего брата:

– А ты все толстеешь? Слишком много вина и еды вредно для человека.

Сам Ричард был высоким, стройным, с худощавым, благородным лицом аскета. Черная сутана, подпоясанная белым поясом, смотрелась на нем так же элегантно, как придворное платье.

– Давай лучше похороним Кэбота без лишнего шума и суеты, – огрызнулся Генри. – Я должен уехать завтра и забираю с собой Розамунду.

– Ты не можешь уехать, пока я не зачитаю завещание Хью, – спокойно возразил Ричард и, кивком показав на племянника, осведомился:

– Это твой сын?

Генри Болтон-младший увлеченно сосал палец. Отец ударил его по руке и подтолкнул вперед:

– Это брат Ричард, новый священник.

– Видели, какое владение? Это мое! – объявил мальчишка вместо приветствия. – Старик помер, и теперь все достанется мне, только жена, которую выбрал отец, очень противная. Дерзкая такая и все время злится на меня. Вы должны сказать, что она непременно отправится в ад, если не будет уважать мужа. Мой отец говорит, что я должен стать ее господином и повелителем.

Ричард Болтон проглотил неуместный смех, едва не сорвавшийся с губ. Серо-голубые глаза лукаво блеснули при виде досадливо хмурившегося брата.

– В самом деле? – обронил он как мог серьезнее. Генри наградил наследника подзатыльником, и парнишка взвыл от неожиданности. Слезы полились по грязным щекам.

– У тебя есть завещание? – допытывался Генри. – И что там говорится? Правда, какое это имеет значение, если Розамунда принадлежит мне и я могу делать с ней все, что пожелаю.

– Завещание будет оглашено после поминального пира, как полагается по обычаю, – ответил святой отец.

– О, если так уж угодно, можешь делать из этого великую тайну, но это ничего не изменит, – раздраженно отмахнулся Генри и, повернувшись к сыну, рявкнул:

– Да прекрати ты свое нытье!

* * *

Хью Кэбота похоронили на склоне холма с видом на долину. Розамунда поцеловала холодные губы, прежде чем в крышку гроба заколотили первый гвоздь, и долго плакала по прекрасному человеку, все эти годы заменявшему ей отца. После того как могилу зарыли, она постояла еще немного, глядя, как солнце опускается за зеленые холмы, а потом вернулась в дом, чтобы проследить за приготовлениями к поминальному пиру. Трое ее дядьев уже сидели за столом. Какой контраст между благородными лицами Эдмунда и Ричарда и жирной недовольной физиономией Генри. Маленькие глазки беспрестанно шарили по залу, словно их владелец мысленно составлял опись находившихся здесь вещей.

Розамунда села между ним и кузеном.