Розанн. Смеющийся полицейский

– Личная комната фру Карлсон, – испуганно сказал мужчина в майке. – Вход запрещен.

Монссон заглянул в комнату, уставленную мебелью и служащую, вероятнее всего, спальней и гостиной одновременно.

Следующая дверь вела в кухню. Большую и хорошо оборудованную.

– Запрещено ходить в кухню, – сказал стоящий за спиной Монссона турок.

– Сколько здесь комнат? – спросил Монссон.

– Комната фру Карлсон, кухня и наша комната, – сказал турок. – Еще туалет и кладовка.

Монссон нахмурил брови.

– Значит, две комнаты и кухня, – уточнил он для себя.

– А сейчас смотреть на нашу комнату, – сказал турок, открывая дверь.

Комната была размерами приблизительно пять на шесть метров23.

Два окна выходили на улицу, на них были обвисшие выцветшие занавески. Вдоль стен стояли разные кровати, а между окнами – топчан, обращенный изголовьем к стене.

Монссон насчитал шесть кроватей. Две были не застелены. Везде валялись обувь, предметы одежды, книги и газеты. В центре комнаты стоял белый лакированный стол в окружении пяти разнокалиберных стульев. Меблировку дополнял высокий комод из темного дерева с выжженными на нем узорами, стоящий наискосок у одного из окон.

В комнате было еще две двери, кроме входной. Перед одной из них стояла кровать; значит эта дверь наверняка вела в комнату фру Карлсон и была заперта. За другой дверью находилась кладовка, набитая одеждой и чемоданами.

– Вас живет здесь шестеро? – спросил Монссон.

– Нет, нас восемь, – ответил турок. Он подошел к кровати, стоящей перед дверью, и выдвинул из-под нее еще один матрац, одновременно показав на другую кровать. –

Две раздвигаются, – сказал он. – Мохаммед спал на той кровати.

23 В данной версии перевода комната была «приблизительно семь на девять метров», то есть, 63 м2. Это слишком много, и, кроме того, ниже указано, что во всей комнате имелись всего два окна. Посмотрел перевод в журнальном варианте («В тупике») – там размеры комнаты «примерно пять метров на шесть». Кажется ближе к истине, поэтому я исправил значения в соответствии с журнальным переводом.

– А на остальных семи кто? – спросил Монссон. –

Турки?

– Нет, три турка, два… нет, один араб, два испанца, один финн и новенький, грек.

– Едите вы тоже здесь?

Турок быстро прошел к противоположной стене, чтобы поправить подушку на одной из кроватей. Монссон успел заметить раскрытый порнографический журнал, прежде чем его прикрыла подушка.

– Извините, – сказал турок. – Тут немного… не так хорошо убрано. Едим ли мы здесь? Нет, готовить еду запрещено. Запрещено ходить в кухню, запрещено иметь электрическую плитку в комнате. Не разрешается варить еду и кофе.

– А сколько вы платите?

– По триста пятьдесят крон с человека.

– В месяц?

– Да. Каждый месяц триста пятьдесят крон.

Турок кивал головой и почесывал темные, жесткие, как щетина, волосы в вырезе майки.

– Я очень хорошо зарабатываю, – сказал он. – Сто семьдесят крон в неделю. Я вагоновожатый. Раньше я работать в ресторане и не зарабатывать так хорошо.

– Вы не знаете, у Мохаммеда Бусси были какие-нибудь родственники? – спросил Монссон. – Родители, братья и сестры?

– Не знаю. Мы были хорошие друзья, но Мохаммед не говорит много. Он очень боялся.

Монссон, глядящий в окно на кучку замерзших людей, которые ждали на остановке автобус, обернулся.

– Боялся?

– Нет, нет, не боялся. Как это сказать? Он был не храбрый.

– Ага, понятно, несмелый, – сказал Монссон. – И долго он здесь жил?

Турок сел на топчан, стоящий между окнами.

– Не знаю. Я приехал сюда прошлый месяц. Мохаммед уже жил здесь.

Монссон потел в утепленном плаще. Воздух был тяжелым от испарений восьми обитателей комнаты.

Он неожиданно затосковал по Мальмё и своей уютной квартирке, на Регементсгатан. Монссон достал из кармана последнюю зубочистку и спросил:

– Когда вернется, фру Карлсон?

Турок пожал плечами.

– Не знаю. Скоро.

Монссон с зубочисткой во рту уселся за круглый стол и принялся ждать.

Через полчаса он выбросил в пепельницу остатки изжеванной зубочистки. Появились еще два жильца фру

Карлсон, однако сама хозяйка все еще отсутствовала.

Вновь прибывшие оказались испанцами, и так как их запас шведских слов был невероятно мал, а запас испанских слов у Монссона вообще равнялся нулю, то он вскоре отказался от попытки допросить их. Ему удалось выяснить лишь то, что одного из них зовут Рамон, а другого – Хуан, и что они работают мойщиками посуды в кафе самообслуживания.

Турок лежал на топчане и лениво перелистывал немецкий еженедельник. Испанцы оживленно разговаривали, готовясь к вечерним развлечениям, составной частью которых должна была быть девушка по имени Керстин; она-то и была главной темой их беседы.

Монссон взглянул на часы. Он решил ждать до половины шестого и ни минутой дольше.

Фру Карлсон пришла, когда до половины шестого оставалось две минуты.

Она усадила Монссона на свой роскошный диван, угостила его вином и принялась сетовать на невыносимую жизнь домовладелицы, у которой есть квартиранты.

– Одинокой бедной женщине не очень приятно, когда у нее в доме полно мужчин, – говорила она. – И к тому же иностранцев. Но что еще остается делать бедной несчастной вдове?