Розанна

Они вернулись по трапу на палубу, где находились каюты для пассажиров и экипажа, туалеты и ванные. Столовая располагалась в межпалубном пространстве. Там было шесть круглых столов, у каждого стола по шесть стульев, у задней стенки буфетная стойка и маленькая подсобка с лифтом на кухню, расположенную ниже. С другой стороны гардероба была читальня и библиотека с большими окнами и видом на носовую часть.

Когда они вышли на прогулочную палубу и перебрались на корму, дождь уже почти кончился. Справа были три двери, первая — в подсобку, две другие — в каюты. С кормы крутой трап вел на самую верхнюю палубу и капитанский мостик. У трапа была каюта Розанны Макгроу.

Дверь каюты выходила прямо на корму. Мужчина открыл ее; Мартин Бек с Ольбергом вошли внутрь. Каюта была крошечная, наверняка не больше чем три метра на полтора, без иллюминатора. Спинку койки можно было поднять и использовать в качестве дополнительной, верхней койки. Кроме койки, в каюте был еще туалетный столик со столешницей из красного дерева над умывальником. Над столиком на стене висело зеркало с полочкой для туалетных принадлежностей. Пол был покрыт жестким ковром, прибитым гвоздиками, под койкой — пространство для чемоданов. В ногах постели оставалось свободное место, а над ним на стене имелось несколько крючков.

Три человека помещались в каюте с трудом. Мужчина из судовой компании быстро это сообразил. Он вышел наружу, уселся на ящик со спасательными поясами и грустно уставился на свои грязные ботинки, висящие высоко над полом.

Мартин Бек и Ольберг осматривали малюсенькую каюту. Они вовсе не надеялись обнаружить там следы Розанны, так как знали, что с тех пор как она здесь жила, каюту убирали бессчетное количество раз. Ольберг осторожно прилег на койку и заметил, что просторной эту постель для взрослого человека не назовешь.

Дверь в каюту они оставили открытой настежь, вышли наружу и сели на ящик со спасательными поясами рядом с мужчиной из судовой компании.

Несколько минут они сидели молча и смотрели на каюту. На берегу появился большой черный автомобиль. Это приехали специалисты из Гётеборга. Они принесли огромный чемодан и сразу принялись за работу.

Ольберг толкнул Мартина Бека в бок, кивнул в сторону трапа, и они вскарабкались на верхнюю палубу. Там были две спасательных шлюпки по обе стороны трубы, несколько ящиков с шезлонгами и одеялами; если не считать их, палуба была пустой. На следующей палубе находились две каюты для пассажиров, один склад и, сразу за рулевой рубкой, каюта капитана.

Под трапом Мартин Бек остановился и достал план кают, полученный от судовой компании. С планом в руках они еще раз обошли все судно. Когда они вернулись на корму в межпалубное пространство, мужчина по-прежнему сидел на ящике и меланхолично наблюдал, как два специалиста из Гётеборга ползают по каюте на коленках и вытаскивают гвоздики из коврика.

Было два часа дня, когда большой черный полицейский автомобиль, выбрасывая из-под колес фонтаны грязи, исчез в направлении гётеборгского шоссе. Техники увезли из каюты все, что можно было оттуда вынести, но этого было не так уж и много. Результаты исследования будут готовы быстро.

Мартин Бек и Ольберг поблагодарили мужчину из судовой компании, который с чрезмерным энтузиазмом жал им руки, наверняка счастливый, что наконец-то может исчезнуть.

Когда его автомобиль скрылся за ближайшим поворотом, Ольберг сказал:

— Я устал и голоден, как волк. Давай поедем в Гётеборг и заночуем там, что скажешь?

Через полчаса они уже сняли два одноместных номера в гостинице на Постгатан, отдохнули часок и пошли ужинать.

За ужином Мартин Бек рассказывал о парусниках, Ольберг — о поездке на Фарерские острова.

Ни один, ни другой ни словом не обмолвились о Розанне Макгроу.

XI

Из Гётеборга в Муталу нужно ехать на восток по шоссе № 40 через Бурое и Ульрисехамн до Йёнчёпинга, там свернуть на шоссе ЕЗ и ехать по нему на север до Эдесхёга, затем по шоссе № 50 вокруг озера Токерн и Вадстены, вот и все. Это примерно двести километров, и Ольбергу понадобилось чуть больше трех часов, чтобы преодолеть такое расстояние.

Они выехали в половине шестого; едва начинало светать, и по чистым сверкающим улицам ползли моечные машины, шли почтальоны с газетами, там-сям встречались одиночные полицейские. Автомобиль проглотил довольно большой кусок прямого, не радующего глаз шоссе, когда они нарушили тишину, царящую в машине. Проехав Хиндос, Ольберг откашлялся и сказал:

— Ты думаешь, это в самом деле произошло там? В той крошечной каютке?

— Где же еще это могло случиться?

— Но… там ведь рядом кто-то жил… не более чем в полуметре от них, прямо за стенкой, в соседней каюте?

— За переборкой.

— Что?

— За переборкой, а не за стенкой.

— Грмм, — произнес Ольберг.

Через семь километров Мартин Бек сказал:

— Возможно, именно поэтому.

— Гм. В том случае, если она не кричала.

— Именно.

— Но как он мог помешать ей кричать? Ведь он должен был… Ведь это должно было длиться очень долго.