Розеттский ключ

Мгновенно сообразив, что определение математика для меня выгоднее, чем обвинения Нажака, я изобразил глупую усмешку — уж не знаю, насколько глупой она получилась, учитывая мою врожденную сообразительность.

— Могу сообщить вам, что политическая обстановка в Иерусалиме чертовски сложна, — тупо проговорил я. — Совершенно непонятно, кому отдают предпочтение христиане или иудеи, а друзы на самом деле охвачены…

— Достаточно! — Бонапарт обвел нас мрачным взглядом. — Гейдж, я не знаю, что с вами делать. То ли расстрелять, то ли дать вам шанс проявить способности в налаживании отношений с турками. Может, мне послать вас в Яффу, чтобы вы дождались там прихода моих войск? Мои солдаты уже теряют терпение, особенно после сопротивления в Эль-Арише и Газе. Или лучше отправить вас к Джеззару с рекомендательным письмом, поясняющим, что вы шпионите для меня?

— Думаю, я мог бы помочь доктору Монжу… — пролепетал я, подавив отчаяние.

Но тут прогремел пушечный залп, послышались звуки труб и возбужденные крики. Мы все глянули в сторону городских стен. Под грохот турецких пушек из южных ворот Яффы вышла колонна оттоманской пехоты. На ветру трепетали флаги, а ряды турок неслись вниз по склону к незавершенным валам огневых позиций французов.

В ответ прозвучали сигналы французских трубачей.

— Проклятье, — проворчал Наполеон. — Нажак!

— Oui, mon general![15]

— Я должен руководить сражением. Вы сможете выяснить, что ему известно на самом деле?

— О да, — с усмешкой ответил он.

— Потом доложите мне. Если он по-прежнему бесполезен для нас, то я прикажу расстрелять его.

— Генерал, — вновь попытался Монж. — Позвольте мне поговорить с ним.

— Если вы и поговорите с ним, доктор Монж, то только ради того, чтобы услышать его прощальное слово.

И Бонапарт устремился в сторону грохочущей артиллерии, призывая своих адъютантов.

Я не трус, но когда улюлюкающая банда франко-арабских головорезов подвесила меня за ноги над вырытой в дюнах ямой, то через некоторое время мне захотелось малодушно рассказать им все, что они хотят услышать. Кровь уже, казалось, вскипала в моей голове, и мне просто хотелось прекратить эту чертову пытку. Французы отразили вылазку оттоманской пехоты, но смелым туркам все же удалось добежать до незаконченных укреплений огневой батареи, и количество убитых ими французов сильно разозлило войска Наполеона. Когда прошел слух, что я стал английским шпионом, несколько пехотинцев с воодушевлением предложили банде Нажака помощь и, быстро выкопав яму, соорудили над ней из стволов пальмы что-то вроде турника, на котором и подвесили меня. Формально эту пытку устроили для того, чтобы заставить меня признаться во всех утаиваемых секретах. Но практически мои мучения стали наградой отборным негодяям, фанатичным садистам и извращенным грабителям банды Нажака, своеобразным поощрением, гарантирующим выполнение ими в ходе этого вторжения любой грязной работы.

Я уже множество раз говорил им чистую правду: «В подземелье ничего не было!», «Я ошибся, рассчитывая найти там хоть что-то!», «Да и не знал я толком, что хотел там найти!»

Но если пытка практически становится самоцелью, то жертве лучше говорить только то, что способно умерить раж мучителей. Такая пытка скорее похожа на медленную казнь.

В общем, они обвязали веревкой мои лодыжки и подвесили меня вниз головой на поперечной балке над выкопанной в песке ямой так, чтобы мои руки не доставали до ее краев. Яма уходила в глубину на добрых десять футов, да и прекратили ее рыть только потому, что уперлись в какие-то камни, и тогда заявили, что такой глубины вполне хватит для моей могилы. Потом один из бедуинов подошел к яме с плетеной корзиной и высыпал туда ее содержимое. Вниз упал шипящий и извивающийся клубок змей.

— Не правда ли, Гейдж, оригинальный способ казни? — задал риторический вопрос Нажак.

— Вам грозит проклятие Апопа, — пробурчал я, уже потеряв нормальный голос из-за прилива крови к голове.

— Что?

— Проклятие Апопа! — громче прохрипел я.

Он притворился, что ничего не понял, но реакция арабов показала, что эти слова прозвучали вполне внятно. Они отпрянули, услышав зловещее имя и явно зная это древнее змеиное божество Египта, которому поклонялся изменник и убийца Ахмед бин-Садр. Более того, очевидно, судьба опять свела меня с остатками его египетской шайки, поскольку от моих слов они так задергались, словно пытались вылезти из своих подлых шкур. Я заронил опасения в их головы. Какие же страшные тайны могли мне открыться, — мне, поразившему иерусалимских горожан электрической магией? Нажак, однако, сделал вид, что ему незнакомо это имя.

— Змеиные укусы чертовски болезненны и убивают мучительно медленно. Мы прикончим вас быстрее, месье Гейдж, если вы поведаете нам, что на самом деле искали и что вам удалось найти.

— У меня есть более приятное предложение. Идите к дьяволу…

— Вы отправитесь к нему первым, месье. — Он обернулся к бандитам, державшим мои веревки. — Опускайте его!