Рожден быть опасным

— Вы удивляете меня, господин Русс. Давно пора знать, что артиллерия и бомбардировщики воздушного пространства переведены на компьютерное управление. Без участия людей, — насмешливо пояснил президент.

Я посмотрел на Крысобоя. Он подтвердил слова Шутова кивком головы.

— Как же вам удалось удержаться у власти. Ведь вас можно стереть из памяти машины. Можно отключить компьютер. Можно взорвать его, — упорствовал я. — Неужто никому из вашего окружения это не пришло в голову?

— Приходило, — философски заметил президент. — Только я предупредил всех, что в тот момент, когда мой компьютер будет выключен, уничтожен или я буду удален из памяти, сгорит вся сеть материка. Все исчезнет. А что это значит?

Президент пытливо посмотрел на меня, но не дождался ответа.

— А это значит, что Независимый Амбер потеряет свою независимость. Земля тут же введет свои войска. И все, что было добыто в упорной борьбе, погибнет. Наши граждане не хотят этого, а мои бывшие соратники боятся. Так что я стал заложником независимости.

Президент расхохотался.

— Между прочим, мои горожане до сих пор не знают, что я мертв. Они считают, что я жив. Изредка я появляюсь на людях. Машу ручкой. Отвечаю на вопросы. Не я конечно, а мой клон. Я копирую в него резервную память и даю прогуляться. Я ощущаю все, что и он, но не покидаю своей камеры.

— А где размещается ваш компьютер? — игриво поинтересовался я.

— Это государственная тайна. Только два человека знают ее. Их даже пробовали пытать, чтобы узнать мое местоположение, но я контролирую все телеканалы, всех жучков. А жучки расположены везде. Все комнаты материка прослушиваются. Я всемогущ. После того как я вышел на связь с теми, кто пытал моих доверенных лиц, и показал им свое могущество, более никто не рисковал и не пытался добраться до меня.

— Если ты всемогущ, зачем тебе Гоевин? — полюбопытствовал я.

— Я всемогущ на одном материке. Я, разумеется, мог бы выйти и присоединить к себе и вторую часть насильно. Но, боюсь, тогда бы Земля просто уничтожила бы Амбер как планету. Мне же нужна безграничная власть над этой планетой. И Земля отдаст мне ее, когда Себастьян Гоевин добьется своего.

Президент помолчал и добавил:

— Больше не смею вас задерживать. Экран потух.

Засов отодвинули, распахнулась дверь. Аудиенция закончена.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Тот, кто имеет союзников, уже не вполне независим.

Г. Трумэн

Костюмчик проводил нас на улицу, где у подножия мраморной лестницы нас дожидался все тот же лимузин, только Главный с секретарем исчезли, даже водитель оказался не тот.

— А где прежний? — спросил Крысобой.

— Арестован, — коротко ответил шофер и в сердцах добавил: — Вот сука, изменником оказался. Он с федералами сотрудничал. Наши тайны сдавал. Кто бы подумал?.. Такое высокое положение, а туда же…

Водитель с горечью и красноречиво распространялся про Главного с секретарем. Их обвиняли в государственной измене.

Внезапно шофер замолк и больше не произнес ни слова. Мы забрались в автомобиль и откинулись на диваны.

— Куда поедем? — черное стекло сползло вниз и высунулся побледневший, сникший водитель.

— Электронный думает, что мы поедем на космодром, — стал размышлять я вслух. — Но за нами только через два дня прилетят. Так что как-то занять себя надо.

— Я когда-то был в этой части Амбера, — сообщил Марк.

Крысобой наклонился к водителю.

— Вези-ка ты нас, батенька, в «Звездоскоп ГО», — велел он.

Шофер кивнул и зарастил окно.

— Звездоскоп — это что? — поинтересовалась Рената.

— Одна из лучших гостиниц на всем Амбере, — ответил Марк и добавил: — Если мне не изменяет память…

«Звездоскоп ГО» — высоченное, может, этажей сто, а то и больше, здание, похожее на коралловый риф, вытянутый вверх. Вершину гостиницы украшала телескопная труба, нацеленная на звезды. Тысячи окон сверкали на солнце разноцветными стеклами. Зеленые, красные, фиолетовые, желтые, черные. Свет преломлялся в стеклах и падал на асфальт к подножию гостиницы, где скучал швейцар, облаченный в длинную до пят ливрею, похожую на военную шинель покроя двухсотлетней давности.

Лимузин затормозил перед парадным входом. Старик-швейцар бросился открывать нам дверь. Я выпрыгнул на асфальт. Следом появился Крысобой. Последней Рената. Из лимузина выглянул водитель.

— Пока. Свободны, — высокомерно сказал Крысобой. — К восьми вечера. Без опозданий.

Марк возглавил нашу процессию. Я шел позади него и ворчал:

— А ты уверен, что нам сюда? Может, лучше отдохнем где-нибудь в парке?

Он не удостоил меня ответом.

Швейцар услужливо открыл нам стеклянные двери и, поклонившись, пропустил нас вперед.

Мы очутились в просторном холле, отделанном позолотой, завешанном коврами и зеркалами. Крысобой направился к стойке, переговорил с портье и вернулся к нам. Откуда-то из внутренних комнат вынырнула стайка ребят лет десяти в униформе коридорных, но, увидев, что вещей у нас нет, мальчишки опечалились и сгинули. Остался только один, которому выпала судьба проводить нас до номера. Он вертел в руке пластиковую карточку-ключ.