Читаем Рождение античной философии и начало антропологической проблематики полностью

Итак, по Гераклиту, фиксируются не случайные, а общие свойства и даже законы действительности, те, которые передаются соотношением имени и вещи (В32, В48). Другое дело, как они соотносятся между собой. Можно ли говорить о том, что Гераклит выступает против противопоставления слова и дела, имени и вещи? Может быть, действительно Гераклит замечает несоответствие речи индивидуальной реальности? И, фиксируя здесь несоответствие, относит речь к сфере всеобщего?

247

Во всяком случае, можно действительно говорить об антитетике как характерной особенности мышления Гераклита (Дж. Томсон), о символических ассоциациях, которые подтверждают приверженность мышления Гераклита к религиозной полярности (Г.Е. Ллойд).

И все-таки есть больше оснований для того, чтобы говорить о приверженности Гераклита народной религиозности и в целом народному языку, антитетику и наиболее емкие выражения которого он использует постоянно. Среди таких выражений "потерянная дорога", "был, есть и будет", "во веки веков" (Е. Иоанниди), стереотипные религиозные символы - "Эринии, помощницы Дике". Так что антитетический стиль Гераклита редуцируется к широкому языковому контексту, к живому образному народному мышлению, которое, в свою очередь, просматривается в текстах Гераклита как следование известным пословицам и поговоркам (фр. 61), именно здесь наиболее отчетливо обнаруживается способность Гераклита "намекнуть" на всеобщее.

Эту же функцию выполняет и загадка. Ведь загадка - это тоже иносказательное описание какого-либо предмета или явления. Как пословица, так и загадка призывают к интеллектуальному напряжению и творческому поиску, отсюда и обращение к антитетике, которую, по мнению многих исследователей, можно встретить в древних народных песнях и сказаниях: добро - зло, день ночь, единое - многое, бессмертное - смертное. Отсюда и загадочность, неопределенность образов, которые таковыми остаются для большинства людей и которые Гераклит рассматривает через используемую им антитетику и достигаемое единство: огонь, молния, война.

Несомненно, что при этом Гераклит не может избежать сравнений. Именно в сравнении образ достигает своей полноты и содержательности, формируется, реализуется и обретает силу. Скажем, сравнение изменчивости вещей с рекой или лука с лирой. Некоторые исследователи идут здесь так далеко, что видят в этом влияние Гераклита на развитие математических сравнений и пропорций. Так или иначе, но невозможно не учитывать наличие у Гераклита поэтической образности и ритмики, которую в свое время отмечал у него еще Дайхгребер.

Другое дело, что Гераклит при этом ссылается на Сивиллу, которая также пользуется намеками, но и в этом случае мы должны понимать, что за Гераклитом остается право на толкование, ведь намеки Сивиллы истолковывались жрецами Аполлона, так что намек как своего рода загадка разгадывается на пути толкования, что, впрочем, не отрицает внезапного озарения, интуиции.

248

Не в меньшей степени на редукцию языка Гераклита указывают афоризмы. Афоризм, несмотря на его краткость, обладает огромной интеллектуальной насыщенностью (фр. 52, фр. 88).

Вопрос в том, что для Гераклита многообразные схемы и структуры речи приобретают самостоятельное значение. Мысль как таковую он достаточно определенно отделяет от выражаемого ею, или, по крайней мере, проводит между ними различие. Например, Г. Керк такого рода речевую схему находит во фрагменте В1. Такую же схему мысли у Гераклита находит и О. Гигон. Целый ряд важных замечаний по этому вопросу высказал Г. Френкель. Дело в том, что анализ гераклитовских сравнений и схем мысли - это интерес не только к форме, но и к особенностям его философского мышления, и даже к философии как таковой, которая присутствует в этом мышлении. Другими словами, в ходе работы с речью, при анализе речевых формул и схем Гераклит стремится осуществить прорыв в сферу всеобщего, найти путь в эту terra incognita, т.е. он стремится проникнуть в сферу философского сознания, а скорее всего, даже воспроизвести, воссоздать его средствами речи.

Философское сознание - это, прежде всего, мудрость, но мудрость существует в мироздании как единое и единственно мудрое, которое "правит всем через всё". Философское же мышление предполагает проникновение в сферу всеобщего посредством языка, речи. Неслучайно многие исследователи, в частности Керк и Рамну, обращают внимание на использование Гераклитом множественного числа: употребление множественного числа позволяет изначально рассматривать единичный предмет в его принадлежности всеобщему.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука