Рождение апокрифа

Голос привитого информационной цивилизацией прагматизма говорил: в золоте нет ничего страшного. Это только металл, зарегистрированный в периодической таблице элементов господина Д. И. Менделеева за номером 79 и условным обозначением Au – шестой период, девятый ряд, первая группа. Добыт, правда, путем весьма неординарным, но теория (теперь вкупе с практикой) подтверждают – холодные реакции на элементарном уровне возможны и вовсю проводятся. А тот, кто их проводит, поддается логическому осмыслению. Мессир де Гонтар лишь энергетический носитель информации. С рожей Макса фон Зюдова. А чего? Сгруппировал в должном порядке требуемое количество взятых из окружающей среды молекул и делай, чего хочешь – хоть Ленина со Сталиным, хоть Спинозу или Наполеона. Просто и ясно. Никакой магии и чудес. Но почему тогда черный агат Беренгарии, призванный отличать нечистую силу, движется? Совпадение?

Маслина отправилась в выгребную яму, бесследно канув в ее зловонных глубинах. Если кто из золотарей найдет – повезет. Или не повезет – это как посмотреть. В случае, когда все чудеса объясняются энергетическими возможностями их творца, подтверждается старинная теория, стократно описанная всеми заинтересованными сторонами, от теологов-инквизиторов до писателей-фантастов: нет злых или добрых чудес, ибо энергия нейтральна, важны лишь мысли того, кто ее использует. В свою очередь, мысль – тоже энергия, а, следовательно, не может быть доброй или злой. Тупик.

Может, не стоило выбрасывать маслину? Когда еще получишь сувенир от самого мессира де Гонтара?

…Ближе к вечеру гостей монастыря позвали обедать в общую трапезную. К счастью, преподобная Ромуальдина отсутствовала и Беренгарию пригласила спокойная худощавая монахиня лет сорока – сестра Мария, келарь монастыря, отвечавшая за хозяйство, казну и милостыню. Когда Беренгария объяснила, чем обязан заниматься келарь, Казаков мысленно назвал Марию «завхозом».

Два отдельных стола – один для монастырских сестер, другой для гостей. Монахини, согласно правилам святого Бенедикта, кушают молча, специально назначенная чтица громко декламирует какие-то душеспасительные тексты на латыни, обязательная молитва перед трапезой… Еда, впрочем, роскошная и горячая. День сегодня не постный, а посему подано изрядное количество хорошо приготовленного мяса (Казаков долго привыкал в Нормандии к репейному маслу, весьма противному на вкус. На Сицилии все жарили на оливковом – здесь маслобойни встречались через два дома на третий). Копченая птица, неизменная рыба, овощи… С чем здесь особо любили возиться, так это с пирогами. Выбор гигантский. Похоже, монастырские стряпухи задались целью перещеголять друг друга в выборе начинки и формы своих изделий. Пироги с дичью, свининой, ягодами, фруктами. С рыбой, осьминогом, икрой кефали, мидиями, водорослями, мясом дельфина. Отдельный пирог с чесноком – сжуешь кусочек и кажется, что превращаешься в огнедышащего дракона. И все равно больше трех-четырех пирогов не осилить – Казаков по прошлой жизни привык, что пирожок должен быть маленьким, от силы с ладонь, начинка прячется в самой глубине, и то если догрызешься… А тут они здоровые, не меньше большой тарелки размером, тесто тонкое и пресное, зато внутрь всякого добра понапихано со всей щедростью.

– Вчерашний стол у Танкреда по сравнению с этой роскошью кажется мне весьма скромным, – шепотом заметил господин оруженосец. Беренгария, сидевшая напротив, рядом с чинно откушивавшей вареную рыбу мадам де Борж, усмехнулась:

– Монахини все делают для себя. То, что остается, раздают бедным. Выйдете после обеда к воротам и посмотрите, сколько там соберется простецов, желающих набить брюхо дармовым угощением.

– Ваше высочество! – в первый раз на памяти Казакова камеристка Элеоноры подала голос и прозвучал он весьма укоризненно. – Благотворительность заповедана Господом. Полагаю, вам не следует столь нелицеприятно отзываться о помощи монастыря бедным людям. И говорите, пожалуйста, потише. Мы, безусловно, миряне, но следует блюсти правила святого Бенедикта, если уж нам пришлось жить в святой обители.

Беренгария замолчала, но сделала такой прискорбно-капризный вид не терпящей высоконравственных поучений распущенной девицы, что Казаков уткнулся носом в пирог, дабы не смущать мадам де Борж глупой улыбкой.

Конечно, стол украшали и винные кувшины, но ближе к окончанию безмолвной церемонии «принятия пищи» в трапезной появился огромный дымящийся чан и всем желающим предложили пахучий травяной настой наподобие чая из облепихи, меда и мяты. Варево густое, сладкое благодаря меду (сахар еще не изобрели и появится он весьма не скоро), однако вполне вкусное.

Состоялось явление аббатисы, которая вообще-то должна была возглавлять трапезу. Всерьез смахивавшая на ведьму мать-настоятельница ворвалась в трапезный зал, будто ворона в форточку – черные одеяния развеваются, а суровый взгляд более подошел бы святому Бернару, обнаружившему чертенка в нужнике Клервосской обители.