Рождение богов

Дождавшись, пока группы закончат повторно убивать уже убитых захватчиков, лейтенант наконец-то отдал приказ заняться пленниками. От прямых взглядов на последних Бэар закрывался, как умел, но молодая, неподверженная испытаниям психика трещала по швам. Он переходил из секции в секцию, подгоняя телохранителей, против воли думая о случившемся. Не таким он запомнил это место. Не таким. Бэар ещё ни разу не видел старую кузню в деле, но отчего-то не сомневался, что использоваться она должна была иным образом. Там, где металл сплетался в узор в жерле огня, где некогда расцветали стальные цветы и пел калёный молот, где каменные стены, высушенные паром, впитывали влагу воздуха, а устланный травами пол отдавал тонкий букет ароматов полевых васильков, всего за несколько дней пролегла чёрная печать, изуродовавшая саму энергетику этого места. Теперь на поникших телохранителей с упрёком глядели почерневшие от копоти своды, усеянные брызгами крови и мочи. Их ноги скользили в свалявшемся с грязью, плотью и нечистотами настиле. Их руки с холодком меж лопаток отбрасывали подальше от пленников изогнутые инструменты, щипцы, заготовки, освобождая из тех занемевшие изуродованные конечности. Но страшнее всего был взгляд самих пленников.

Найдя в себе мужество, Бэар заставил себя не отводить глаз от растерзанных и ещё каким-то чудом живых тел. Почувствовав на себе взгляд одного из них, он обернулся, и смело принял всю ту боль и немой вопрос, застывший на лице, в котором нельзя уже было разобрать возраста. В глазах несчастного не было упрёка, но Бэар, как и его подчинённые, чувствовал его всем нутром. Лейтенант понимал – вторжение в сокровищницу, истребление его братства, пытки Хранителей и первых учеников произошли не по их вине. Но такое оправдание лишь на десятую долю перекрывало суть: разве не они поклялись защищать этот комплекс ценой своих жизней? Разве не они не сдержали обещанного?

Пусть мудрые Хранители не станут обвинять жалкие остатки отрядов в падении сокровищницы, молодой лейтенант уже знал: каждый в этих стенах никогда не перестанет корить самого себя, выберутся ли они сегодня, умрут в этот день или проживут ещё тысячелетия, все последующие секунды жизни им придётся влачить груз этого поражения. И глядя, не отрываясь, в глаза измученного пленника, Бэар вдруг понял, что именно не сумел до конца рассмотреть в прощальном взгляде отца. Командир телохранителей уже тогда, едва очнувшись, принял на себя этот груз, только в его случае, как главного защитника сокровищницы, он оказался непомерным. Больше с отцом ему уже не встретиться…

Как же он не понял этого раньше? Не прочувствовал на себе его боль! Не утешил!..

Бэар резко встряхнул головой.

Нельзя терять хладнокровие. Не сейчас, когда полдела уже сделано.

– Не раскисать!

– Живей!

– Этих к проходу! – подталкивая побелевших от напряжения ребят, спешил он, все ещё думая о своём.

Придушив сухие слёзы, Бэар машинально сдвинулся с места, поспешив к ещё привязанному пленнику. Голос его продолжал отдавать короткие и чёткие приказы. Он замечал действие каждого подчинённого, следил за входами, просчитывал обратный маршрут. Его словам вторили проворные руки, с силой разрывающие тугие бечёвки, натягивая крепкие узлы на острое ребро ножа.

Внешне Бэар оставался спокоен, и, пожалуй, лишь не перестающие смотреть на него в упор глаза пленника видели, как медленно и звонко что-то рвалось внутри самого лейтенанта.

Глава 19

– О Боги, в каком месте у тебя нет еды?! – выругался Энлиль, пытаясь разыскать в рюкзаке друга запасной фонарик.

Просунув руку по локоть, он надеялся выудить оттуда новый, но вместо этого лишь вляпался во что-то клейкое и рассыпчатое.

– Отстань, третий день не евши! – дёрнулся Энки. – В боковом посмотри.

Достав небольшой прибор, предводитель наёмников раздражённо обтёр руку об штанину друга, пока тот не видел, поглощённый толстым куском пряного сушеного яства. Энлиль до этого и сам не просто хотел есть, а умирал с голоду. Выйдя из тоннеля в первую комнату личных покоев Хранителя, где на небольшом столике осталась никем не тронутая еда, он, также как и Энки, не смог сдержаться. Правда, ему хватило нескольких горстей сухофруктов с орехами. Больше есть он не стал. Несмотря на уже чувствующийся упадок сил, голод сменился отвращением к пище. Похоже, его неспокойное внутреннее состояние сказывалось и на пищевых рецепторах, лишая аппетитные на вид яства любого вкуса. Наспех проглотив противный горьковатый комок, Энлиль приступил к делу, мельком взглянув на друга.

Всегда же любивший набить живот Энки не только нашёл содержимое столика пригодным к употреблению, сгрёб всё себе в карманы, но и вот уже четверть часа не прекращал жевать, уступив Энлилю право возиться с запертой с обратной стороны на простой накидной крючок дверью, ведущей вглубь покоев.

– Давай вышибу? – видимо, вспомнив о совести, шёпотом предложил Энки, примеряясь к небольшой двери.

– Что вы, ваша милость, не прерывайте трапезы, – оттолкнул того Энлиль, корячась в неудобной позе над низким замком.